Арина Свобода - Заступник. Твари третьего круга
– Я встретила там маму… – негромко сказала Ланка, глядя прямо в глаза Ивару. Тот замер и, кажется, перестал дышать. Ему не было дела ни до чего, кроме единственной дочери, едва не потерянной, счастливо обретенной и вновь собирающейся его покинуть – на этот раз навсегда. – Она такая красивая… И такая одинокая. Если бы смог пойти к ней, папа, разве бы ты отказался? Если бы знал, что ей это нужно. Что она ждет тебя… там, в темноте.
Ивар судорожно втянул воздух сквозь сжатые зубы.
– Нет, детка. Не проси сделать то, чего я не могу. Ассини… она ушла так давно. Ты – все, что у меня осталось. Она бы мне этого никогда не простила. Нет! Никогда.
Ланка ободряюще улыбнулась ему сквозь слезы:
– Все будет хорошо, пап. Мы все будем там, так какая разница – чуть раньше или чуть позже? Какая разница для нас, дышащих настоящим воздухом, греющихся под солнцем и живущих реальной жизнью. А для них, тех, кто страдает там – вечно страдает, – каждый миг одиночества растягивается на годы. Позволь мне помочь ему, папа…
– Доктор Грош, нужно торопиться.
– У него есть шансы?
– Возможно. Он жив только потому, что сам по себе организм здоров и силен. И, кроме того, он привык подолгу находиться в Темном – естественным, так сказать, образом.
– Но ведь бывает, что люди возвращаются даже после трех месяцев. Что такое четыре дня? Как долго это будет продолжаться?
– Не берусь определить… Все очень индивидуально. Но боюсь, без медицинской помощи мы его, скорее всего, потеряем.
– Папа, я тебя люблю. Очень-очень. Но зачем мне жить, если Грай…
Ивар сник. На мгновение Нику показалось, что на его лицо легла тень Темного города. Но это было лишь смирение. Он приблизился к кровати и дрожащими пальцами, не с первой попытки, ухватил скользкую трубку капельницы…
– Стойте!
Ланка бросила на него один-единственный взгляд, как на досадную помеху, и сразу же отвернулась. Ивар вообще не обратил внимания на того, кого чуть раньше готов был благословлять, как спасителя. Ник сглотнул и хрипло повторил:
– Стойте. Не надо. Я вытащу его.
Вот теперь они его заметили! А может, хватит подставляться? Грай сам учил когда-то – никому не позволяй манипулировать собой. Надо выдвигать условия. Требовать, а не просить. Брать причитающееся тебе, как это делает Фолк. Вот у кого вообще никаких проблем.
В глазах Ивара зажегся слабый огонек надежды.
– Ники, что за ребячество. Я тебе не позволю! – встрял Кессель.
– Заткнись, Эрран. Я тебе уже говорил, мне не нужно ничье разрешение.
Ланка приподнялась на локте и недоверчиво спросила:
– Это правда? Ты сможешь?
Пусть бы она отправилась в Темный. Пусть бы ощутила на своей шкуре, что такое вечность в компании слабака. А когда Грай окончательно сгинул бы в лабиринтах Нижнего города, тогда бы Ник вновь спас ее, и уж на этот раз у нее не осталось бы выбора! Но он же пообещал, что ноги ее больше не будет в Темном…
Ник глубоко вздохнул. Она даже не поблагодарила его! Неужели, если он вытащит ее драгоценного Грая, что-то изменится?
– Я хочу остаться один, – потребовал он.
– Ник, ты только зря теряешь время, – запричитал Кессель. – Его время. Я больше не дам тебе ни кубика «коктейля».
– Все выйдите вон!
– Сумасбродный мальчишка, – пробормотал Эрран.
– Идем, папа, – Ланка поднялась с кровати, опираясь на руку Ивара.
– А ты останься, – приказал Ник.
Ивар зыркнул враждебно.
– Все в порядке, папа. Иди. Сделай так, как он просит.
Они остались втроем. Ланка смотрела с надеждой. Ему захотелось прижать ее к себе, как в Темном. Схватить обеими руками и втолковать, что Грай ей теперь никто. Никто!
Без макияжа, со всклокоченными волосами, Ланка напоминала воробья. Глупую птичку, не успевшую спрятаться от стужи и отморозившую крылья. Теперь она никогда не взлетит. Будет только смешно прыгать по земле, волоча за собой бесполезные отростки. Даже если он потребует, чтобы она осталась с ним в обмен на жизнь Грая.
Она больше ни о чем не просила Ника. Просто ждала, осторожно касаясь тонкими пальцами разбитого лица Грая.
Слабак! Получил по морде. Убил какого-то старика. Не смог защитить свою женщину. Поэтому и потерял ее. Камешек потух, их ничто больше не связывает.
– Кто его так отделал?
– Твой брат.
– Что?
– Эти уроды схватили нас, – она всхлипнула.
– Они с тобой… что-то сделали?
– Нет. Только угрожали. Избили Грая, потом заставили его убить какого-то человека. В обмен на мою жизнь. Ему пришлось, понимаешь? Он бы никогда… Он же знал, что, если такое случится, я попаду в Темный. Грай никогда бы такого не допустил. На нем живого места не осталось, – сказала Ланка и осеклась. Подбородок дернулся и задрожал.
Воздух в комнате сгустился, сделался вязким и душным. Ника бросило в пот.
Он взъерошил волосы и посмотрел на свое отражение. На улице уже стемнело. И то ли свет уличных фонарей преломился странным образом, то ли снег, белыми плевками залепивший раму, исказил отражение… Из незашторенного больничного окна на него, хищно прищурившись, смотрел Фолк. Даже не Фолк, а темная тварь, напоминающая их обоих. Ник вздрогнул и точно проснулся. Да что это? Что Темный сделал с ним там, в лесу? Он ему не поддастся. Никогда! В конце концов, он – Заступник. Город не посмеет диктовать ему свои правила. Он – хозяин Темного.
Ник протянул руку в сторону зависшего над беспомощным человеком облака тьмы…
Нет. Не так! Грай должен встретиться с ним лицом к лицу. Не с отвергнутым мальчишкой в реальном мире, а с могущественным властелином Темного Города. С тех пор как отвратительный сгусток зла сожрал Дугала, сила Ника удвоилась. Точно не хватало последнего кусочка в головоломке. Теперь все встало на свои места. Он знал, что может одним движением воли оборвать цепи сна, удерживающие Грая, но…
Ник потянулся к тьме – не агрессивно, нет, скорее, ласково. И тьма покорно прильнула к его ладоням, признавая хозяина. Ник присел на краешек больничной койки и закрыл глаза.
Человек сидел на уходящих под землю ступенях.
– Грай, – негромко позвал Ник.
Он не вздрогнул, не обернулся. Ник сделал пару шагов и увидел тонкие черные проводки, тянущиеся к лежащему на ступеньках смешному розовому плееру. Тогда он спустился и дотронулся до его плеча. Грай поднял голову. Улыбнулся. Выдернул черные горошины наушников и легко, будто о погоде, спросил:
