Роберт Стоун - Цена заклятия
— Теперь мы будем знать, преследует ли нас кто-нибудь, — сообщил Мадх все еще хриплым от тех усилий, которых требовало заклинание, голосом.
Хейн встал с кровати и подошел к Мадху. Красная вода в чаше бурлила. Постепенно она успокоилась, и они сумели различить лицо.
Лицо, прочно запечатлевшееся в памяти Хейна еще утром. Лицо человека, склонившегося над ним, чтобы убить.
Мадх повернулся к наемнику.
— Похоже, ты нажил себе врага.
— Я легко могу избавиться от Хазарда, — хвастливо заявил Хейн. — Они, конечно, уползли в свой особняк, считая, что там они в безопасности. Я могу прикончить их всех сегодня же ночью.
Мадх, который был в доме у Каррельяна, точно знал, что там они действительно в безопасности. Каррельян оплатил такую систему защиты, которую Хейн со всем своим веридином обнаружить бы не сумел. Легче, подумал Мадх, вломиться в Башню Государственного Совета.
— Мы не станем рисковать, отправляя тебя проверить, так ли это. Но нам совершенно не нужно, чтобы Хазард последовал за нами через весь континент.
Мадх повернулся в угол тускло освещенной комнаты и пробормотал единственное слово на незнакомом Хейну языке. Однако убийца узнал его, он уже однажды слышал эти странные гортанные звуки и даже догадывался, кто были его создатели. Хейн прекрасно помнил, при каких весьма необычных обстоятельствах Мадх использовал этот язык.
Под койкой, на которой перед этим лежал Хейн, раздался шорох, и убийца повернулся, чтобы выяснить, в чем дело, его рука автоматически потянулась к ножу. Край старого серого одеяла сполз с койки на пол и лежал там неопрятным шерстяным комком. Теперь одеяло зашевелилось — крыса, конечно, — и Хейн перехватил кинжал за лезвие, собираясь метнуть. Охота на крыс всегда была его любимым развлечением.
Но существо, отдернувшее одеяло, никоим образом нельзя было принять за мерзкого грызуна. Крупнее, чем самые большие портовые крысы, которых Хейн когда-либо видел, не меньше фута высотой, оно больше всего смахивало на обнаженного шишковатого старичка с темно-зеленой, морщинистой кожей и крыльями летучей мыши. Это был еще один из гомункулов Мадха. Хейн никогда еще не видел их так близко.
Он содрогнулся всем телом, и улыбка, не покидавшая его полдня, вмиг растаяла без следа. Гомункул, видимо, почувствовал его напряжение, потому что, взлетев в воздух и направляясь к плечу Мадха, едва не задел Хейна своим кожистым крылом прямо по лицу. На расстоянии всего нескольких дюймов мимо убийцы мелькнула заостренная черная бородка и сверхъестественно напряженный член.
Что же они делали с этим?
Хейн опять содрогнулся.
Тем временем второй гомункул, очень похожий на первого, если не считать пары маленьких кривых рожек, появился из-под кровати и занял свое место на втором плече Мадха. Мадх заговорил с ними на том же странном языке, потратив всего несколько минут на то, чтобы объяснить гадким тварям, что от них требуется. Когда Мадх замолчал, оба существа уселись на тумбочку, наклонившись над чашей с окровавленной водой, где уже начал постепенно таять образ Брента. Создания принялись шумно лакать жидкость, и образ содрогнулся, превращаясь в карикатуру из «комнаты смеха». Через несколько секунд жидкость была выпита до капли.
Мадх открыл окно и взглядом проводил своих знакомцев, исчезающих в темнеющем небе.
— Один для моего господина, — сообщил Мадх. — Один — для Галатина Хазарда.
Он оставил окно открытым и вернулся на свое место в углу.
— Эстон — коварный человек, министр разведки, у него за плечами многолетний опыт. Ты уверен, что он сообщил тебе подлинную Фразу?
Хейн полез в карман и достал кисет с удивительным драгоценным камнем Мадха. Он поднял камень к свету. Так как день уже догорал, камню вновь возвратился его естественный голубой цвет.
— Если эта штуковина выполнила свою работу, — ответил Хейн, — то это настоящая Фраза. Камень стал зеленым, как трава.
— Хорошо, — Мадх улыбнулся. Затем он протянул руку к Хейну. — Теперь верни мне его.
Наемник покрутил грушевидный камень у себя в пальцах. Он мог бы пригодиться, талисман, распознающий правду. Пригодиться, или, на худой конец, его можно было бы выгодно продать.
— Возможно, я оставлю его себе, — задумчиво сообщил Хейн. — Как часть гонорара за мой труд.
— Этот камень принадлежит мне, — ответил Мадх, — а не моему господину. Если хочешь, он сделает тебе такой же, но этот — мой собственный.
Хейн пожал плечами.
— Ну, хорошо.
Он швырнул камень в направлении открытого окна. Рука Мадха взлетела в воздух и перехватила вещицу таким молниеносным движением, что Хейн даже позавидовал. Интересно, подумал он, почему Мадх просто не взялся за эту грязную работу сам? Впрочем, в вопросе, конечно, заключался и ответ — работа была грязной. Хейна очень ценили его наниматели просто потому, что им самим подобная работа казалась отвратительной. Ну что ж, очень хорошо. Он получит целое состояние из-за их чистоплюйства.
— Итак, когда мы отправляемся в Тирсус? — спросил Хейн. — Я жду не дождусь получить то, что мне причитается.
— Если мы отправимся в дорогу после сумерек, это привлечет внимание, резонно заметил Мадх. — Так что придется подождать до утра.
— Меня это устраивает. — Хейн откинулся на спинку своей кровати. Ненавижу скакать верхом ночью. — Он оглядел комнату: две койки, два потрепанных стула, шкаф с поломанной дверью. — Может быть, теперь ты снимешь для меня отдельную комнату?
— Если хочешь, — согласился Мадх. Деньги для него проблемы не составляли, и, если так рассудить, ночь в одной комнате с Хейном — весьма сомнительное удовольствие. Однако вплоть до последних нескольких минут за убийцей требовалось присматривать.
— По-моему, это в твоих интересах сделать так, чтобы я был доволен, продолжал Хейн. — Что бы случилось, если бы я вдруг решил просто не ездить в Тирсус? Или не сообщать твоему господину то, что узнал? — Его ухмылка приобрела зловещий оттенок. — Или, например, потребовал удвоить плату. Было бы чертовски трудно затеять все это снова, особенно учитывая, что я убил всех людей, обладавших нужной вам информацией.
— Да, действительно трудно, — ответил Мадх, слегка улыбаясь, и повернул меж пальцев голубой камень.
Джин Аннард вошел из сумрака в ярко освещенный вестибюль и кивнул швейцару в знак благодарности. Весь его дом, подумал он, показался бы крошечным по сравнению с этим вестибюлем. Он рассмеялся и с удивлением услышал отзвуки эха.
Его смех удивил небольшую группу людей, стоявших неподалеку, — усталого вида дельцов, чьи мятые рубашки говорили о том, что их внезапно подняли с удобных постелей. У их ног лежали раздутые сумки и папки, полные бумаг.
