Барбара Хэмбли - Мать Зимы
— Не на сто процентов. — Час был уже поздний, и лампы гасли одна за одной. Они с Ингольдом сидели, накрывшись одеялами, ибо в комнате стало холоднее. Джил прекрасно сознавала, что все сказанное ими, немедленно передается ледяным магам, но тут уж ничего нельзя было поделать. Все равно к их приходу у подножия горы соберутся габугу со всего света...
— Думаю, что это кислород, потому что кислород стабильнее азота, — промолвила она. — Его легче всего извлечь из воздуха, так же, как вы с Руди извлекаете из него водяные пары. Кислород легче удерживать в стазисном состоянии на протяжении многих лет, и если ты раздобудешь кристаллизованный углерод, который сможет взаимодействовать с кислородом в колодце...
— Это нарушит магическое равновесие, — закончил Ингольд. — И начнется цепная реакция.
— Тварь в колодце будет уничтожена.
— Тварь в колодце, — повторил Ингольд. — Мать Зимы. — Он погладил Джил по спутанным волосам, кончиками пальцев провел по шраму на щеке. Голос его звучал печально, словно он обращался напрямую к их злейшему незримому врагу. — Хранительница давно исчезнувшего мира...
— Но разве у нас есть выбор? — спросила Джил.
Она с трудом могла говорить, — так сильны были в ее сознании яростные вопли ледяных магов, — и стиснула кулаки, чтобы ногти вонзились в кожу, пытаясь унять внутреннюю дрожь.
Должно быть, Ингольд ощутил в ней неестественное напряжение, ибо привлек Джил к себе, даруя утешение и надежду.
— Если у нас и есть какой-то выбор, моя дорогая, — произнес он печально, — то я его не вижу.
* * *— Джил-Шалос. — Ингольд поманил ее к себе из большого круга, над которым понемногу начали проявляться странные фигуры, что Руди показал ему два дня назад. В солнечном свете они казались совсем иными, полупрозрачными, словно созданными из чистейшей воды или светящейся плазмы. Насколько Джил могла судить, в движении заключалась часть их силы, — Ингольд наблюдал за происходящим в кристалле больше часа, пока, наконец, во всем не разобрался. Теперь фигуры эти постоянно менялись в размерах, очертаниях и положении. Они словно дышали, напитываясь силой прямо из воздуха.
Бектис, с закрытыми глазами и распростертыми руками, в развевающихся одеждах, стоял в малом очерченном круге и в магическом трансе управлял перемещениями этих плазмоидных фигур.
Ингольд подошел к самой границе большого круга. В его ладонях Венец Кхирсита горел внутренним огнем, отбрасывая отблески на лицо чародея.
— Джил-Шалос. — Он вновь обратился к ней так, как Джил называли гвардейцы. — Ты и впрямь этого хочешь? Я не имею ни малейшего представления, что сотворят с тобой эти чары ни в момент воздействия на кристалл, ни когда мы наложим заклятье на колодец. Но кристалл будет связан с тобой, он станет в некотором смысле частью твоего естества. Разумеется, я надеюсь, что магия тебя не затронет, но сейчас мы имеем дело с неведомым, и эти чары никто не успел опробовать до нас. Я не могу предсказать, что случится с тобой или с твоим ребенком.
Много раз Джил видела, как Минальда делает один и тот же жест: кладет руки на живот, словно пытаясь защитить ту жизнь, что растет внутри. И сейчас она намеренно повторила то же самое движение.
— Это и твой ребенок, Ингольд, — сказала она. — И я скажу тебе вот что: если ледяные маги не будут уничтожены, через семь месяцев он попадет под их власть, если вообще останется в живых. Если, вообще, хоть кто-нибудь на земле останется в живых...
Ингольд подошел ближе, поцеловал Джил и передал алмаз ей в руки а затем обнял за плечи.
— Мне нужно что-нибудь делать? — спросила Джил. — Медитировать, говорить «Ом» или что-то в этом роде? — Она старалась, чтобы голос звучал шутливо, дабы заглушить страх.
Он улыбнулся, глядя ей прямо в глаза.
— Ты можешь даже стоять на одной ноге и читать стихи про сиротку Энни... Их голоса по-прежнему тревожат тебя?
— Я к ним привыкла. — Это было не совсем правдой. — А больно будет? — Она вдруг осознала, что забыла спросить об этом раньше... Хотя, конечно, какая разница?..
Он покачал головой.
— Этого я тоже не знаю, моя дорогая. Прости.
Джил закрыла глаза, чувствуя вес Венца Кхирсита в своих ладонях. Она также ощущала солнечное тепло на лице, запах благовоний, скрип песка под ногами... И внезапно шрам на лице обожгло огнем, и раскаленные иглы пронзили мозг, а голоса завопили истошно, требуя, чтобы она немедленно покинула магический круг, отшвырнула алмаз, выхватила меч и...
Она осталась стоять неподвижно. Джил знала, как накладываются чары. Боль поднималась волной, но она твердила себе, что это лишь иллюзия, насланная ледяными чародеями... Надо воспринимать ее просто как докучливую рекламу по телеку: «Опять эта чепуха!..»
Где-то вдалеке Ингольд произносил неведомые слова, и его голос вдруг показался Джил совершенно незнакомым. Боль сделалась сильнее, и она принялась твердить в уме первые попавшиеся стихи...
Ее пронзило огнем, окатило волной невыносимого жара, но боли не было. Джил ощущала лишь головокружение, было трудно дышать, а в мозгу неожиданно наступила тишина. Однако голоса отступили лишь ненадолго, они по-прежнему были частью ее крови, ее подлинной сути, — но отныне эта связь сделалась гибельной для ледяных магов, ибо стала двусторонней.
Прежние грезы вновь вернулись к Джил. Она видела алмазную пыль, мерцающие ртутные капли и алый поток крови, текущий сквозь туман, синий пульсирующий свет и три фигуры, повторяющие один и тот же ритуал... Они что-то кричали, но до нее не доносилось ни звука. Алмазный огонь в крови сделался ярче, стал плотью от ее плоти и пронзил Джил насквозь.
Это длилось необычайно долго. Она уже перебрала все стихи Джона Донна и перешла на Шекспира...
Наконец, Ингольд окликнул ее.
— Джил...
Она открыла глаза. Все вокруг изменилось. Яркий день перешел в лиловые сумерки.
Исчезли огромные светящиеся конусообразные фигуры. Погасли, обратившись в пепел, восемь язычков пламени на серебряных подносах. В воздухе пахло озерной свежестью. Где-то вдалеке перекликались птицы. Джил почувствовала, как занемели руки, сжимавшие алмаз.
— Ну, как ты? В порядке?
Она кивнула. Волосы Ингольда повлажнели от пота, лицо посерело от усталости. Бектис, стоявший чуть поодаль, расчесывал бороду сандаловым гребнем и тоже выглядел порядком уставшим.
— Ты можешь говорить?
Джил немного подумала, затем покачала головой. Она и сама не знала, в чем дело, но у нее словно отнялся язык, и все же взглядом она сумела показать: «Я в норме». Ингольд кивнул и отошел к границе большого круга, где лежал шелковый мешочек. Джил внезапно охватила паника при мысли, что Ингольд может забрать у нее алмаз; но он надел мешочек с длинной тесемкой ей на шею, знаком показывая, что все в порядке, и никто не заберет у Джил ее сокровище. Она сама опустила алмаз внутрь, почему-то не желая показывать его никому из посторонних. У нее было такое странное чувство, словно она только что пробудилась ото сна.
