Оливер Боуден - Возрождение
– Лодовико мертв! Ты, правда, думаешь, что твой Мастер позволит тебе жить спокойно, когда ты станешь ему не нужен? Ты знаешь слишком много!
– Ты убил моего брата? Тогда получи, за него!
Чекко бросился на Эцио.
Они сцепились, мечи выбивали искры, Чекко снова ударил Эцио, но тот отбил удар защитной пластиной. То, что хорошо выверенный удар не достиг цели, смутило Чекко, но он быстро пришел в себя и ударил Эцио по правой руке, глубоко порезав бицепс. Эцио выронил меч.
Издав крик триумфа, Чекко приставил острие меча к горлу Эцио.
– Не моли о пощаде, – сказал он, – потому что ты ее не дождешься.
Он занес руку, готовясь нанести смертельный удар. В этот миг щелкнул двойной клинок на левом запястье Эцио, и ассасин, молниеносно ударил, вонзив клинок в грудь Чекко.
Чекко замер и стоял очень долго, смотря, как капли крови стекают на белую дорогу. Он выронил меч и упал прямо на Эцио, схватившись за него. Они оказались лицом к лицу. Чекко улыбнулся.
– Тебе опять удалось забрать наше сокровище, – прошептал он, кровь хлынула у него из груди.
– Неужели это того стоило? – спросил Эцио. – Стоило стольких жизней!
Чекко сдавленно хихикнул, хотя, возможно, это был кашель. Кровь наполнила рот.
– Такая ценная вещь надолго у тебя не задержится, – он судорожно вдохнул. – Сегодня умру я, но тебя ждет та же участь завтра.
Лицо его застыло, глаза закатились, тело сползло на землю, прямо под ноги Эцио.
– Посмотрим, друг мой, – ответил Эцио. – Покойся с миром.
Он чувствовал себя неважно. Из раны на руке лилась кровь, но он заставил себя дойти до экипажа и успокоить лошадей, а потом перерезал упряжь. После этого он заглянул внутрь экипажа, обыскал его и вскоре обнаружил коробку из тикового дерева. Открыв ее, он убедился, что содержимое в целости, закрыл крышку и переложил коробку в здоровую руку. Он оглядел карьер, и увидел что кучер лежит, не шевелясь. проверять, мертв ли он, не было смысла – тело лежало под неестественным углом.
Лошади ушли недалеко, и Эцио подошел к ним, сомневаясь, достанет ли ему сил, чтобы вернуться верхом в Форли. Он надеялся, что за время его отсутствия там ничего не изменилось. Погоня за Чекко заняла больше времени, чем он рассчитывал, но кто сказал, что будет легко. В конце концов, Яблоко вернулось к ассасинам, а значит, время было потрачено не зря.
Он еще раз осмотрел лошадей и решил остановить выбор вороном коне. Он оперся на гриву, чтобы вскочить в седло, потому что стремян не было, и пошатнулся.
Он потерял больше крови, чем думал. Прежде чем ехать куда-то, нужно перевязать рану. Он привязал коня к дереву и отрезал от рубашки Чекко лоскут. Потом оттащил тело в сторону. Если бы кто-то появился, то решил бы, что Эцио и кучер стали жертвами несчастного случая. Но было уже поздно, и путешественников в этот час ждать не стоило.
Однако все эти действия окончательно исчерпали силы Эцио. Имею же я право на отдых, подумал он, и мысль была соблазнительной. Он присел в тени дерева, слушая, как мирно переступают с ноги на ногу пасущиеся лошади. Коробку он положил на землю рядом с собой и в последний раз настороженно оглянулся, изучая место, где ему предстояло задержаться. Веки его отяжелели, и он не заметил, как из-за дерева на холме, возвышающемся над дорогой позади него, за ним кто-то следит.
Когда Эцио проснулся, ночь уже вступила в свои права, но лунного света оказалось достаточно, чтобы увидеть безмолвную фигуру, приближающуюся к нему.
Правая рука наполнилась тупой болью, но когда он попытался подняться, то обнаружил, что не может пошевелиться. Кто-то притащил из карьера мраморную плиту и прижал ей руки ассасина. Он напрягся, пытаясь воспользоваться ногами, чтобы встать, но не смог. Эцио посмотрел туда, где оставил коробку с Яблоком.
Она исчезла.
Фигура, на которой была черная монашеская сутана и белая ряса монаха-доминиканца, заметила, то Эцио очнулся, повернулась к нему и понадежнее уложила плиту на руки ассасина. Эцио заметил, что на одной руке у монаха не хватало пальца.
– Подожди! – попросил он. – Кто ты? Что ты делаешь?
Монах не ответил. Эцио увидел, как тот снова поднимает коробку.
– Не открывай! Что ты делаешь, ты не…
Но монах уже открыл коробку, и свет, ярче, чем солнечный, затопил все вокруг.
Перед тем, как снова потерять сознание, Эцио показалось, что он услышал, как монах облегченно вздохнул.
Когда он проснулся снова, наступило утро. Лошади сбежали, но Эцио почувствовал, что силы к нему вернулись. Он посмотрел на мраморную плиту. Эцио чувствовал ее тяжесть, но она колебалась, когда он пытался пошевелить руками. Он огляделся. Недалеко от правой руки он заметил крепкую все еще зеленую ветку, которая, видимо, упала с дерева. Стиснув зубы, он дотянулся до нее и затащил под плиту. Правая рука разрывалась от боли, рано вновь открылась, стоило ему только засунуть один конец ветки под плиту и напрячься. Полузабытая строка детских лет всплыла у него в памяти: "Дайте мне точку опоры, и я переверну землю". Он напрягся изо всех сил. Плита начала было сдвигаться, но тут силы оставили Эцио, и плита упала назад. Он откинулся на спину, переводя дух, и попытался снова.
С третьей попытки, мысленно крича от боли и думая, что мышцы на раненной правой руке окончательно разорвутся, ему удалось толкнуть ветку так, словно от этого зависела его жизнь. Плита перевернулась.
Он осторожно сел. Левая рука болела, но кости были целы.
Он не знал, почему монах не убил его, пока он спал. Возможно, убийство не входило в планы служителя Господа. Но одно было совершенно точно – доминиканец и Яблоко бесследно пропали.
Медленно поднявшись, он дошел до ближайшего ручья, жадно напился, и только потом промыл и перевязал рану. Потом он пошел на восток, через горы, к Форли.
Путь занял много дней, но, в конце концов, он увидел вдалеке башни города. Он был измотан, истощен постоянными заданиями, провалом миссии и собственным одиночеством. На обратном пути у него было достаточно времени, чтобы подумать о Кристине и о том, что могло бы быть, не взвали он себе на плечи этот крест. Но с тех пор как он сделал это, пути назад не было, и он это отлично понимал.
Эцио дошел до дальнего конца моста у южных врат и уже видел людей на крепостных стенах, когда силы окончательно его оставили, и он потерял сознание.
Когда он очнулся в очередной раз, то обнаружил, что лежит на кровати, застеленной чистыми простынями, на залитой солнцем террасе, увитой виноградными лозами. Прохладная рука коснулась его лба, а потом прижала к губам стакан с водой.
– Эцио! Слава Богу, ты жив. Как ты себя чувствуешь? Что с тобой произошло? – Вопросы как обычно лились из Катерины нескончаемым потоком.
