Джек Вэнс - Лионесс: Зеленая жемчужина
«Не хочу больше жевать кору!»
Эйлас наклонился к ней: «Возьмись за мое плечо, и я отнесу тебя на постель».
Поколебавшись немного, Татцель подчинилась, и Эйлас перенес ее на травяную подстилку. Развязав шнурки на сапожках, он осторожно снял с нее обувь: «Тебе удобно?»
Татцель ответила непонимающим взглядом, словно не расслышала вопрос. Эйлас отвернулся и вышел наружу, чтобы прислушаться к звукам ночи.
Ветра не было. Тишину нарушал только приглушенный шум горной речки. Вернувшись в хижину, Эйлас опрокинул стол на бок, перегородил им вход и заклинил его скамьей. Поворошив угли в очаге, он лег рядом с Татцель и закрыл ее и себя плащом. Глядя прямо в бледное лицо дочери герцога, он спросил: «Ты когда-нибудь спала с мужчиной?»
«Нет».
Эйлас крякнул, выражая то ли разочарование, то ли просто усталость: «Благодаря сломанной ноге, сегодня твое целомудрие в безопасности. Мне было бы неприятно слышать, как ты орешь от боли… Надо полагать, я слишком воспитанный человек».
Татцель презрительно фыркнула, ей нечего было сказать. Она повернулась спиной к Эйласу, и через некоторое время стала дышать тихо и размеренно.
Утром солнце взошло на безоблачном небе. Чтобы позавтракать, Эйлас вынул сухари и сыр из походной сумы. Сразу после завтрака он отвел Татцель на прикрытую кустарником лужайку выше по течению ручейка, в расщелине за хижиной. Девушка протестовала и ворчала, но Эйлас был неумолим: «Здесь, в предгорьях, водятся настоящие разбойники — они мало чем отличаются от диких зверей. У меня нет лука со стрелами, так что я не смогу тебя защитить, если нападающих будет больше двух. А если нас найдут несколько ска, я не смогу защищаться сам. Поэтому днем тебе придется прятаться — до тех пор, пока мы отсюда не уйдем».
«И когда мы отсюда уйдем?» — капризно спросила Татцель.
«Как можно скорее. Не спускайся к хижине, пока я за тобой не приду. Если, конечно, тебе не придется ждать больше, чем пару дней — это будет означать, что меня убили».
Эйлас спустился в долину. Из развилки сухой коряги и шеста, вырезанного из молодой березы, он соорудил костыль. Отрезав крепкую ветку ивы, он ободрал ее ножом и сумел изготовить не слишком удачный лук — иве не хватало тугого сопротивления, свойственного ясеню или тису. В округе росли также пеканы и дубки, но их древесина оказалась слишком хрупкой; с той же целью лучше подошел бы конский каштан, но высоко в горах его трудно было найти. Эйлас нарезал и заточил побеги ивы, чтобы сделать стрелы, а в качестве оперения использовал полоски ткани. Наконец, он изготовил рыбацкий гарпун, расщепив вчетверо конец березового шеста, заточив каждый из четырех концов, вставив между ними голыш, чтобы концы раздвинулись, и обвязав шест ремнем над четырьмя остриями, чтобы трещины не разошлись по всей длине шеста.
Полдень уже миновал. Захватив гарпун, Эйлас направился к речке. Через час терпеливого ожидания и после нескольких неудачных попыток ему удалось загарпунить увесистую форель. Когда он чистил рыбу на берегу, издали послышались топот и ржание лошадей. Эйлас тут же отбежал в сторону и спрятался в кустах.
По колее ехали два всадника; за ними пара мохнатых крестьянских лошадок тянула небольшой фургон. Лошадками погонял паренек лет четырнадцати со взъерошенными волосами, тоже явно крестьянского происхождения. Внешность всадников производила гораздо более зловещее впечатление. На них были нагрудники из подвязанных ремешками металлических пластинок и кожаные шлемы с отворотами, закрывавшими шею и уши. На поясах висели длинные тяжелые мечи, на седлах — луки со стрелами и боевые топоры с короткими рукоятками. Незнакомец покрупнее был старше Эйласа — загорелый, коренастый субъект с маленькими злыми глазками, жесткой щетинистой бородой и длинным мясистым носом. Другой, лет на пятнадцать старше, часто озирался по сторонам — сутулый и жилистый, морщинистый и тертый, как его старое кожаное седло. Бледное лицо его вызывало неприятное ощущение: круглые пронзительно-серые глаза над слишком широкими скулами и маленьким, плотно сжатым ртом придавали ему почти змееподобный вид.
Эйлас сразу понял, что перед ним разбойники, и поздравил себя с предусмотрительностью — решение спрятать Татцель в расщелине оказалось правильным. Тем временем всадники заметили мертвую лошадь и были несколько озабочены этим обстоятельством.
Поравнявшись с хижиной, бродяги задержались и вполголоса посоветовались, после чего, пригнувшись, стали изучать следы на песке. Спешившись, они привязали лошадей к фургону и стали осторожно приближаться к лачуге — но тут же остановились в полном изумлении.
Эйлас оцепенел — сердце его сжалось, будто к нему прикоснулись куском льда. Татцель тоже услышала приближение всадников. Теперь она показалась, прыгая на одной ноге, из-за угла хижины и, обратившись к разбойникам, самоуверенно давала какие-то указания — Эйлас не мог расслышать, что именно она говорила. Девушка указывала рукой на фургон; по всей видимости, она хотела, чтобы ее отвезли в ближайший замок или на какую-нибудь перевалочную станцию ска.
Два незнакомца переглянулись, ухмыляясь мысли, одновременно их посетившей; у паренька на козлах отвисла челюсть — он часто моргал, пытаясь сообразить, что происходит.
Эйласа раздирали противоречия: ярость, вызванная неслыханной глупостью дочери герцога, глубокое сожаление о том, что ей предстояло испытать — и снова вспышка гнева, вызванная другой причиной. Как бы он ни проклинал самонадеянную девчонку, теперь он не мог бросить ее в беде и после этого уважать самого себя. Ослепленная высокомерием и тщеславием, Татцель поставила под угрозу не только себя, но и его самого!
Два разбойника приблизились к Татцель и остановились прямо перед ней. Разглядев ее с ног до головы, они обменялись одобрительными репликами. Отшатнувшись, Татцель принялась повторять приказы отчаянно-негодующим тоном.
Сутулый худощавый субъект задал девушке несколько вопросов. Она ответила ледяным тоном и снова указала на фургон.
«Да-да, — судя по всему, отвечал змееголовый тип. — Всему свое время. Прежде всего следует пользоваться сиюминутными возможностями. Судьба свела нас для того, чтобы мы могли отпраздновать это счастливое стечение обстоятельств надлежащим образом. Жаль, что у тебя нет подруги!»
Татцель отпрыгнула еще на шаг и беспомощно озиралась. «А теперь она поражается тому, что я не спешу броситься ей на помощь и проучить двух мужланов!» — язвительно подумал Эйлас.
Наклонившись вперед, коренастый бородач схватил девушку за талию. Прижав ее к себе, он попытался ее поцеловать. Татцель уворачивалась и так, и сяк — но в конечном счете ему удалось найти ее губы. Жилистый субъект похлопал его сзади по плечу; они обменялись парой слов — бородач неохотно отступил, явно чего-то опасаясь или будучи в подчиненном положении.
