Сара Бреннан - Договор с демоном
— Эй, Никки! — окликнул я, но не стал протягивать руку — это было бы опасно, учитывая, как он шарахается при малейшем прикосновении. — Уходи с обрыва!
— Дурацкая была затея, — произнес Ник. — Тут кругом одни дураки.
— Ты просто плохо их знаешь.
— И знать не хочу, — отозвался он, белолицый, как кость, бледный, как призрак с блестящими черными глазами. На меня будто смотрел маленький дикий гоблин, а потом лунный свет лег иначе на его лицо, и я увидел получудовище, полумага, которого ненавидел, чуждого всему человеческому, как тьма порождений кошмаров.
— Алану это не понравилось бы, — сказал Ник. — Он хотел бы, чтобы мы поехали домой.
— Правда? — спросил я и протянул руку — поймать Ника, если он потеряет равновесие. — Ну что ж. Значит, нам пора собираться. Зачем расстраивать твоего брата?
Ник помог мне упаковать вещи, и мы среди ночи поехали домой. Я думал, Ник заснет по дороге — он легко переносит поездки и всегда без труда засыпает в машине, когда мы бежим от колдунов. Это Алан всю ночь не спит — сидит бледный и напряженный в ожидании будущего. Всегда хочется взять его на руки и отнести в постель, как маленького.
На этот раз Ник не заснул. Он смотрел в окно и считал, сколько нам осталось проехать.
— Дурацкая машина, — сказал он, в конце концов. — Ведь можно же ехать быстрее!
— По закону — нельзя, Никки.
Ответом мне был угрюмый немигающий взгляд.
— И закон твой дурацкий.
Алан подбежал к окну, чуть только увидел машину, — его нож блеснул в свете фонаря. Мне пришлось отвлечься и сосредоточиться на простой задаче — как выключить двигатель. Сердце сжималось в груди при мысли о том, что мой сын сразу хватается за оружие, а уже потом смотрит, кто приехал.
— Что случилось? — спросил он, выбежав во двор. — Ты ушибся? Тебе не понравилось? Почему вы вернулись?
— Дурацкая была идея, — бросил Ник. — Ты придумал, значит, ты — дурак.
Алан застыл. Вид у него был оторопевший и немного обиженный, в то время как Ник впервые за два дня расслабился — до того он словно звенел, как натянутая струна. Я редко понимаю Ника лучше, чем Алан, но тут мне довелось увидеть, как он пытается выразить незнакомым языком неугодные ему чувства. Надо будет получше присматривать за ними обоими.
— Зато мы привезли целый мешок зефира, — сказал я Алану и обнял его, заходя в дом. — Будешь ворчать — не поделимся.
Потом мальчишки жарили зефир над тостером, который с тех пор безнадежно испортился, а Ник заснул прямо в кухне, на столе. Думаю, в конце концов, день рождения вышел неплохой.
Я поднялся наверх проведать Оливию — она уже спала — и сел записать это в дневник. Для чего — сам не знаю. Впрочем, я даже не помню, зачем начал его вести и почему продолжал.
Может, просто хотел запечатлеть своих ребят, как на фотографиях в альбоме, куда вклеивают записи о первых шагах и первый детский локон. Странно оставлять там первое слово Ника и первый Аланов пистолет, но летопись должна быть правдивой.
Я не знаю, что Алан будет считать правдой к тому времени, как это прочтет, и сможет ли Ник когда-нибудь осилить или понять то, что я пытаюсь сказать. Мне было важно вложить свои чувства, чтобы они, случись им открыть эту тетрадь, увидели ясно как день, что для меня значили.
Здесь не рассказ, который я задумывал, и не извинение, которое хотел принести, и не объяснение, с которым все стало бы на свои места. Однако кое-что мне стало совершенно ясно: все это я пишу обоим своим сыновьям».
Мэй замолчала. Под словами не было черты, какой Дэниел Райвз подытоживал предыдущие записи, но остальные страницы остались незаполненными.
— Больше он ничего не написал, — пояснил ровным тоном Ник. — Умер в ту же зиму.
— В конце концов, он тебя полюбил, — сказала Мэй. — Об этом здесь и написано. Именно это он хотел тебе передать — что любит тебя.
— А потом умер.
Мэй прикусила губу, не зная, что чувствовать — горе или жалость в отношении человека, которого никогда не знала, и его глупого упрямца-сына, который не умел сказать «мне тебя не хватает» и с тех пор так и не научился.
— Да, он много чего натворил в своей жизни.
Ник вскинул голову.
— Что?!
— Получудовище и полумаг, — сказала Мэй. — Разве так отзываются о том, кого любят? Ты же не хотел ехать в горы, так зачем он тебя потащил? Мог бы понять, что к чему.
— Мой отец все понимал лучше всех! — огрызнулся Ник. — Просто так вышло… ему не…
Он запутался в словах и с ненавистью уставился на Мэй, излучая холод.
Маленькое чудовище выросло.
— Это было слишком сложно понять, — тихо сказала Мэй. — Все и сейчас слишком сложно. Если бы Алан сделал что-то в таком роде — зашел бы к тебе в комнату с ножом в руках — ты смог бы понять, что это не из ненависти к тебе. Он до сих пор тебя…
— Что ты несешь? — так же холодно спросил Ник и вдруг насторожился. — При чем тут Алан? — Каждое его слово рубило воздух как меч.
— Ник, выслушай меня.
Он вскочил на ноги — развернулся в смертельном броске и напал на нее. Мэй быстро попятилась, но на крыше было некуда бежать.
— Что ты знаешь? — взревел Ник.
Его волосы взметнулись, как корона из оживших теней. Что налетел ветер, Мэй поняла задним числом, за миг до того, как ее обдало холодом — он прошел сквозь тонкую ткань блузки, ледяным ножом забрался за воротник и пронзил до костей. Мэй затрясло.
— Алан хочет тебя предать.
— Врешь!
— Ник, — сказала Мэй, — я не вру. Он сам мне это сказал.
Тучи забурлили, мир на мгновение озарился болезненным светом и снова погрузился во тьму. Голос Ника шипел, как шипит змея перед броском.
— Врешь!
Вокруг бушевал ветер. Дом очутился в самом центре бури. Мэй почувствовала, как ледяной порыв ветра задирает волосы у нее на затылке.
— Нет, не вру! — закричала она. — Ник, он сам мне сказал! Заставил вызвать Лианнан, чтобы я спросила, можно ли верить Джеральду. Он хочет запереть тебя в круге и лишить силы. Алан сам сказал, что не может оправдать твое освобождение!
В завесе свинцовых туч сверкнула молния, точно кто полоснул по ней огненным мечом и чуть не распорол в клочья.
— Не верю, — прорычал Ник. В этом вопле ярости и боли лишь отчасти можно было угадать слова. — Он бы не стал, он…
— Он сказал, что обманет и заманит тебя в ловушку! — крикнула Мэй сквозь вой урагана, не позволяя себе испугаться прежде, чем убедит Ника. — Сказал, что согласен на риск умереть от руки колдунов. Сказал, что никто в мире не должен иметь такую власть, тем более ты.
Гром одним ударом сотряс небеса. Молния накрыла мир сетью жуткого, слепящего света. Ветер хлестал Мэй со всех сторон так, что она попятилась прочь от Ника и очутилась на самом краю крыши. Глаза у нее заслезились, пальцы ног уже потеряли опору — еще чуть-чуть, и она рухнула бы на бетон двора. От головокружения все внутри оборвалось. Мэй усилием воли задвигала ногами, словно налившимися свинцом, и перебралась чуть выше по черепичному скату. В следующий миг ветер налетел снова.
