Тимур Туров - Пламя Победы
И тут же получил по голове чем-то тяжелым.
На сей раз Карим не видел долгих сновидений.
Он шел в кромешной темноте, держась рукой за холодную шершавую стену. Вероятно, по длинному коридору с низким потолком – Карим едва не касался его головой.
И тут впереди, в полной тьме, что-то вспыхнуло, а в следующую секунду Карим почувствовал, как пол уходит из-под ног…
– О, очнулся, вы гляньте! Не прошло и года. Давай, серый, очухивайся, без тебя скучно.
Голос принадлежал… Илье!
Карим с трудом открыл глаза.
Голова гудела, словно в нее вдруг взяли и поместили целый улей пчел. Или рой шершней. Перед ним на стуле действительно сидел Скоробогатов – живой и здоровый, только небритый.
– Ну слава тебе, господи. А то я уже начал думать всякую муть…
– Илюха! Живой!
Карим резко поднялся на локте, но шершни в голове тут же возмущенно загудели. Перед глазами расплылись розовые круги.
– Ух ты… А что было-то? – пробормотал Карим.
– Да дудуктив был, – охотно пояснил Илья. – С боевиком вместе. Боевик начался с того момента, как ты просунул голову в дверь. Тут Танцор, который меня стерег, и саданул тебя по башке. Причем прилично так приложил, даром что «голубой»…
Но Карим почти не обратил внимание на объяснения.
– Как же я рад, что ты жив, – пробормотал он. – Я чертовски рад…
– Ну а что ты думал: я на дне Школьного озера валяюсь, что ли? Так не дождетесь.
Карим осторожно сел.
Каморку, где они с Ильей сидели, освещала одна лампочка, свисавшая с потолка. Посредине стоял квадратный стол, накрытый клеенкой, на столе высилась пачка одноразовых картонных тарелок и несколько запечатанных в полиэтилен пластиковых стаканов. На полу лежал кусок ковролина. Стены были обшиты панелями.
А сам Карим лежал – точнее, уже сидел – на раскладушке.
– Уютно ты устроился, я смотрю, – пробормотал Сатин.
– Почему бы и нет? – пожал плечами Илья. – Али я не человек? – Он подмигнул.
Дверь отворилась, и вошел Кирилл Владимирович.
– О, с добрым утром, – усмехнулся он. – Голова не болит?
– Гудит, – признался Сатин.
– Тебе еще повезло, что я рядом был. Когда подъезжал к остановке, успел заметить, что ты возле перехода крутишься. Не мог понять, зачем ты туда полез. Оказалось – не зря полез. Только вот по черепу получил…
– А где… А кто меня так приложил? – спросил Сатин, потирая ушибленную макушку.
– А вон, орел…
Главный маг кивнул в угол, и только сейчас Карим заметил связанного по рукам и ногам альва, обмякшего на полу.
– Я не виноват, это не я. Меня заставили! – забормотал незнакомый Кариму Танцор, вытаращив большие испуганные глаза. – Я не хотел…
– Ладно, рассказывай! – фыркнул Кирилл Владимирович. – Заставили его, как же. Ты нам сейчас все как на духу выложишь, иначе…
– Я расскажу. Я все расскажу, – заторопился альв. – Мне скрывать нечего.
Дверь снова отворилась, и вошел Матвеев. Он притащил огромный термос с чаем и пакет бутербродов с колбасой.
– Сидите? Ну-ну. Сидите-сидите, воркуйте. Голубки. – Он стал раскладывать еду по картонным тарелкам, потом разлил в пластиковые стаканчики чай.
– Илюха, там твои с ума сходят, – опомнился Карим. – Надо позвонить бы…
– Спохватился! – хмыкнул Илья. – Я уже всех обзвонил.
Скоробогатов взял со стола один из стаканов и сунул Кариму:
– Пей, серый. Отходи. А то какой-то ты тормознутый.
– А здорово ты придумал с «греем», – вспомнил Сатин, машинально отхлебывая из стакана.
– Я не очень-то на это надеялся, – признался Илья. – Как ты меня нашел-то?
– Поисковиком. Точнее, я не тебя искал, а вот его… Он напал на меня в подъезде, а я из его крови сделал ртутный поисковик. Ни разу раньше не делал – а вот получилось.
– Это не я, это не я, – заверещал альв. – Это Синуулаатон. Я лишь выполняю приказы.
– Не ври, – строго сказал Матвеев. – Если бы это был не ты, поисковик не привел бы к тебе.
– Синуулаатон был здесь, – сказал альв. – Он ушел за пять минут до того, как вы появились.
– Это правда, – вставил Илья. – Был тут тот самый хмырь, в серой куртке. Помнишь, Карим? Примчался, что-то буркнул этому и умотал тут же.
– И где этот ваш… Лаокоон? – вмешался главный маг. – Где он сейчас, а? Отвечай.
– Я не знаю, – альв опустил голову. – Наверное, все убежали… Синуулаатон сказал: скоро будет всем плохо, надо уходить.
– Интересно. А тебя чего ж оставили? Пленника стеречь?
– Угу, – печально ответил альв. – Сказали, если за ним придут – отдай. Но не объяснили – кто. А я очень боялся, что придут Наблюдатели, или Часовщики, или джинна – и убьют меня. Или так убьют, издалека. Я очень боюсь энвольтации на смерть…
Еле-еле выпив половину чая, Карим поставил стаканчик на стол – есть не хотелось совершенно: подташнивало.
– Может, «анальгин»? – понял Илья.
– Энергии мало, – тихо ответил Карим. Ему мучительно хотелось спать.
– Так чего ж ты молчишь, серый? Давай подзаряжу! Меня тут держали в каком-то коконе, колдовать не мог. Зато весь запал сохранился, – похвастался Илья.
Он сел рядом с Каримом на раскладушку и, положив ему руки на плечи, сосредоточился. Сначала Сатин ничего не почувствовал и даже подумал, что не получилось. Но постепенно появилось и стало нарастать ощущение теплоты, исходившее от рук Ильи. Теплота очень быстро переросла в покалывание, а затем в ощутимую боль, расползшуюся по всему телу.
Кариму казалось, что через него прогоняют электрический ток.
Наконец Скоробогатов опустил руки.
– Ну как? – поинтересовался он. – Может, достаточно? А то наэлектризую, будешь как эбонит притягивать мелкие бумажки.
– Достаточно, – морщась, кивнул Карим.
– Теперь, «анальгин»?
– Пожалуй.
Пока Карим лечил голову, два дейвона и Илья что-то оживленно обсуждали, и Сатин даже подивился, как быстро они нашли общий язык.
– Так, – сказал Кирилл Владимирович, когда маги закончили совещаться. – Рома, рассылай гонцов во все концы, как говорится. Пусть попробуют перехватить альвов. Ленинградка, Пятница, все возможные направления. Хотя, скорее всего, поздно уже, да и темно. Черт! Гнаться за ними, особенно по «Дороге смерти», без фонарей… Но вдруг повезет? А этот Аполлон нам сейчас все подробно расскажет от начала и до сего момента.
«Дорогой смерти» назывался участок Пятницкого шоссе между Зеленоградом и Химками, где дорожное освещение отсутствовало полностью. Аварии случались там очень часто, но автомобилисты все равно охотно пользовались этим путем до Москвы: меньше пробок.
Роман убежал поднимать других дейвона, а альв, так и не назвавший своего имени, ограничившись прозвищем – Пискун, принялся рассказывать.