Андрей Уланов - На всех хватит!
– Как интересно.
– Еще есть хандатами-зука, хира-маки, кататэ-маки, дзибара-маки и куми-агэ-маки, – скороговоркой перечислила я.
– И еще более шестидесяти других, – кивнул проводник.
– Конечно, для настоящей, качественной оплетки используется только особая шелковая тесьма. Но я видела старинные экземпляры, рукояти которых были оплетены шнурками, нитями и даже лаковой бумагой. И змеиной кожей… поэтому, когда я увидела похожую у Ойто, то решила попробовать.
– Цвет, – спросил Ханко, – этой самой оплетки тоже определен каноном?
– Цвет может быть самый разный, – улыбнулась я. – Но классикой считается черный, темно-красный, коричневый и золотистый.
– А разве он не указывает на принадлежность к тому или иному клану?
– Нет. Понимаете… – боги, подумала я, что за чушь я говорю? Как может человек понять, что значит быть одним из Перворожденных? – Хотя стороннему взгляду порой кажется, что каждый шаг эльфа определен многотысячелетними традициями и обычаями… в чем-то это именно так и есть, но нельзя также забывать, что мы, эльфы – невероятные индивидуалисты. И чем туже стискивают мастера рамки канона, тем сильнее его желание создать в их пределах нечто свое, неповторимое. К примеру, наши луки… как ни старайтесь, вы никогда не отыщете двух одинаковых.
– Люди, – заметил Ханко, – очень редко способны на такое.
У этой произнесенной им фразы был странный привкус… недоговоренности, поняла я и, заглянув в лицо проводника, с удивившей меня легкостью прочла окончание: – «Они выходят за рамки!»
– Кстати, а правда ли, что эльфы всегда вяжут тетиву к луку одним-единственным способом?
– Конечно нет, – возмутилась я. – Даже финальный узел на, как вы только что выразились, «этой самой оплетке» – это совершенно отдельное искусство, называемое маки-домэ, и, хотя большинство узлов кажутся одинаковыми, техника их вязания совершенно различна. Как сказал один мой знакомый мастер: «Финальный узел – это всегда чуть-чуть клея и много-много обмана».
– Мал-мала простоты и много-много хитрости, как говорил один мой знакомый оркский вождь, – сказал Ханко. Затем легкая тень улыбки пропала с его лица, и, отвернувшись от меня, проводник негромко скомандовал: – Подъем!
Малыш Уин, альпинист-любитель
Довольно забавно, думал Малыш, что, живя под горами, гномы уделяют так мало внимания их поверхности. Возможно, дело в том, что «вниз» для нас куда естественней, чем «вверх». И потому каждый раз, когда какого-нибудь юного гнома обуяет жажда к первооткрывательству, он, скорее всего, отправится исследовать пещеры, ведущие вглубь, где и впрямь может обнаружиться что-нибудь полезное. Вершина же над головой… а зачем, она и так прекрасно видна, если же кому-то захочется рассмотреть ее ближе – достаточно взять хорошую зрительную трубку. Карабкаться по отвесной стене, сбивая в кровь пальцы, срываться, падать и вновь, поднявшись, из последних сил ползти вперед для того, чтобы несколько мгновений постоять на куске скалы, отличающемся от прочих лишь тем, что он выше других, – на такое способны только люди. Впрочем, удовольствие людям порой доставляют самые неожиданные вещи.
Белая пустыня вокруг неприятно резала глаза. Уин в который раз беззлобно позавидовал дорогим зеркальным очкам Ханко… которые сейчас украшали собой точеное личико мисс Пумы. На складе Хинброкла противосолнечные очки были, но вот догадаться, что они потребуются…
Интересно, а были ли когда-нибудь эльфы-скалолазы? Вряд ли. Хотя слухи о легендарных Горных Эльфах появляются и в наши дни… даже чаще, чем в прежние времена.
Малыш усмехнулся. Еще бы им не появляться чаще, подумал он, если в таинственных прежде горах провесили канатные дороги и проложили маршруты туристических дилижансов. Да и газет раньше не было.
Он попытался представить себе ползущего вверх по склону эльфа в полном одеянии – включая на-шлемный фонарик – пещероразведчика. И не смог сдержать улыбки при виде нарисованной воображением картины. Эльф, правда, получился какой-то широкий и приземистый, да и двигался не очень изящно – зато уши были на уровне.
Жаль, с сожалением подумал он, что нельзя взглянуть на настоящую эльфийку – но они шли цепочкой, и, повернув голову, можно увидеть только хрипящего, словно загнанная лошадь, рядового-кавалериста.
В следующий миг Уин заметил вскинутую руку проводника – и, резко остановившись, схватился за края своего «спального жилета», мысленно досадуя на то, что это теплое и относительно удобное одеяние все же будет стоить ему лишней секунды, захоти он выдернуть «шипучки».
– Что случилось, Крис? – тихо спросил шедший сразу за проводником капитан Мигер.
– Не знаю, – не оборачиваясь, отозвался Ханко. – Ничего не вижу… и не слышу… только такой же снег… но все же что-то здесь не так. Ойхо!
– Че?
– Подойди.
Недовольно бормоча себе под нос что-то специфически-гоблинское, шаман сошел с протоптанной шедшими впереди тропинки и приблизился к проводнику.
– Ну?
– Чувствуешь что-нибудь впереди?
– Иде? Вааще или рядом с нами?
– Поблизости, – спокойно уточнил Ханко. Чтобы лучше видеть происходящее, Уин сделал шаг вправо – однако стоявшему перед ним Рысьеву пришла точно такая же мысль, и гному пришлось отойти еще на шаг.
Задумчиво поскребя плечо, Ыыгыр Ойхо Третий скривился, шумно втянул ноздрями сухой морозный воздух, снял с пояса нечто вроде наполненной разноцветным песком склянки и, держа ее перед самым лицом, несколько раз встряхнул, внимательно вглядываясь в содержимое после каждого очередного встряха. Следующим номером программы стало большое орлиное перо, описавшее десяток кругов. За пером последовала нитка с дюжиной мелких камушков, которой следовало помахивать на манер маятника.
– Хрен поймешь, – мрачно резюмировал свои изыскания Ыыгыр Ойхо Третий пять минут спустя. – Как бы и нету ни хрена, но… че-то все-таки есть.
– Вот и у меня, что характерно, в точности такое же чувство, – сняв шапку, Ханко зачем-то аккуратно прогладил волчий хвост и затем вновь нахлобучил ее на голову. – Вроде бы нет ничего – а какой-то мураш меж лопаток ползает.
– В горах энтих, – высказался шаман, – какой только хрени не встретишь!
– Что да, то да.
– А ведь дальше еще хужее будет.
– Этого, – рассеянно отозвался Крис, – точно никто не знает.
Он задумчиво пробарабанил пальцами по рукоятке револьвера. Прищурившись, посмотрел на повисшее над ними солнце и, пробормотав фразу, которую чуткий слух гнома распознал как: «Нам что, целый день здесь стоять?», обернулся и крикнул:
– Идем дальше!
Однако ушли они недалеко. Через полсотни шагов кавалерист за спиной Малыша коротко вскрикнул. Развернувшись, Уин увидел белое, как окружающий их снег, лицо с трясущейся челюстью, которую бедолага-рядовой тщетно пытался удержать на месте левой рукой – правой же он указывал куда-то вправо, не забывая издавать при этом жалобное «ва-ва-а-ва».
