Энгус Уэллс - Темная магия
— Я не хочу, чтобы ты нарушал условия договора с городом, — сказал Брахт.
— Мы его и не нарушим, — улыбнулся Гарт. — Если дела пойдут плохо, ты отправишься в сопровождении нескольких наших людей. За воротами города договор теряет силу. А дальше мы устроим засаду, и погони за вами не будет.
— Мы остановились неподалеку, — сказал Кыфан. — В доме есть еще свободные комнаты. Если хотите, можете снять там тоже и ждите нас.
Брахт с поднятыми в вопросе бровями посмотрел на Каландрилла. Тот поразмышлял мгновение, но, не придумав ничего лучше, кивнул, и Брахт сказал:
— Да будет так.
— Тогда пойдем, заберем ваших лошадей и отведем их на постоялый двор, — сказал Гарт. — А затем отправимся к лыкардам.
— Да склонит их Ахрд к согласию! — пылко добавил Кыфан.
Они допили эль, и Брахт бросил на стол монету, отказавшись от предложения братьев заплатить за себя. Солнце зашло, на город спустились сумерки. Холодный северный ветер гнал по небу тяжелые облака и рвал знамена на стенах цитадели. В некоторых тавернах зажглись огни, но большинство уже пустовало. Шум в Квартале всадников почти стих, торговля тоже. Каландрилл осторожно взглянул на таверну лыкардов, но на них никто не обратил внимания, и они благополучно добрались до загона. Годовалые кони сбились в углу, боязливо поглядывая на вороного, стоявшего наготове. Два мерина тоже дожидались своих хозяев. Вороной заржал, почуяв Брахта. Выведя лошадей из загона, они отправились вслед за Гартом и Кыфаном — сначала через торговую площадь, затем по широкой улице к постоялому двору, окруженному высокой стеной. Над воротами висела вывеска с выцветшим рисунком мчащейся лошади. Под рисунком была надпись: «Услада всадника».
— Стойла здесь хорошие, — заверил Гарт. — Постояльцы по большей части — асифы. Здесь вы можете спать спокойно.
— Благодарим за помощь, — сказал Брахт.
— Какая это помощь? — улыбнулся Гарт. — Пойдем поговорим с хозяином.
— Я займусь вашими лошадьми, — предложил Кыфан, и, к удивлению Каландрилла, Брахт не стал возражать.
В это время года на постоялом дворе было много свободных мест, и путников быстро расположили в трех соседних комнатах. Братья оставили их, пообещав скоро вернуться с ответом от лыкардов. Как только они ушли, Катя явилась в комнату к Брахту и громко позвала Каландрилла. Голос ее был столь же штормовым, как и блеск глаз, когда она сидела в таверне, не понимая ни слова из разговора мужчин. Каландрилл не заставил ее ждать.
Она стояла спиной к окну, прислонившись к подоконнику, со скрещенными на груди руками. У Брахта было виноватое лицо. Каландрилл закрыл дверь и пристроился на односпальной кровати.
— Я просидела полдня, слушая и ничего не понимая. — Она едва сдерживалась, чтобы не перейти на крик. — Так, может, хоть сейчас объясните, до чего вы договорились? Давен Тирас в городе?
— Он оставил его, — ответил Брахт и вкратце рассказал, о чем он говорил с двумя кернийцами.
Катя кивнула с непроницаемым лицом.
— Значит, мы отправляемся в Куан-на'Фор, — пробормотала она. — И насколько нам там будет трудно, зависит от решения лыкардов.
Брахт кивнул. Катя жестко спросила:
— А эта Джехенне ни Ларрхын? Кто она? Почему она хочет твоей смерти?
Каландрилл с любопытством смотрел на Брахта, ожидая ответа. Может, сейчас он узнает тайну, окутывающую прошлое меченосца, объявленного вне закона в Куан-на'Форе? Может, наконец кусочки сегодняшнего разговора соединятся в одно целое?
Брахт сглотнул. Ему было явно не по себе. Он отвел глаза, пожал плечами, откашлялся и медленно начал:
— Джехенне ни Ларрхын — дочь Чадора, кетомана, то есть вождя лыкардов. — Глаза его молили о понимании и прощении. — Мой отец Мыках — кетоман ни Эррхинов. Наши пастбища соседствуют, и с незапамятных времен роды наши враждовали. И тогда отец, желая крепкого мира с ни Ларрхынами, отправил к ним сватов, чтобы браком — моим с Джехенне — связать навеки наши роды.
Загорелые щеки Кати побледнели. Из штормовых глаза ее стали ледяными, и, когда она заговорила, от голоса ее веяло холодом:
— Ты женат?
— Нет! — воскликнул Брахт, яростно тряся головой и разрубая рукой воздух. — Ахрд, нет!
— Тогда в чем же дело?
Каландрилл не мог бы сказать, от чего у Кати был такой ледяной тон: от злости или от страха. Сложенные на груди руки ее напряглись, пальцы впились в кольца кольчуги. В глазах сверкали молнии.
— Отцы наши договорились между собой, — продолжал Брахт, распрямляя плечи. — Мы с Джехенне встретились, и… она мне понравилась. Я согласился подумать о нашем союзе… Она высоко ценилась в наших краях… — Голос у него сорвался, и он облизал губы, словно от страха перед Катей во рту у него пересохло. — Ее отец послал сорок лошадей в качестве приданого, считая, что дело решено. А я…
Он пожал плечами, развел руки в стороны и бессильно уронил их. Но тут же левая рука легла на эфес меча, словно ища в нем опору, а правая сжималась в кулак и разжималась. Каландриллу никогда не приходилось видеть Брахта в таком жалком состоянии.
— Продолжай, — произнесла Катя голосом более хлестким, чем ветер, бившийся в ставни.
— Джехенне согласилась выйти за меня замуж, — сказал Брахт. — Чадор и мой отец тоже были за наш союз. Все считали, что я безумно рад. — Он опять помолчал, вздохнул и тихо продолжал: — Не скрою: на первых порах мне это пришлось по душе… Начались приготовления к свадьбе. Но потом я ее раскусил. Мы часто катались на лошадях. Однажды она упала. Так, ничего страшного, но она пришла в ярость и до крови исхлестала бедное животное кнутом. — Он опять пожал плечами и сказал: — Я не мог жениться на женщине, избивающей лошадь.
Катины пальцы разжались. Шторм в ее глазах улегся, в них стояло удивление.
— И что же дальше? — спросила она тихо.
— Я сказал об этом отцу, на что он ответил, что дело зашло слишком далеко и мой отказ будет воспринят ни Ларрхынами как оскорбление и может вызвать новую войну. Но я не мог жениться на женщине, которая бьет лошадь! Я бежал в Лиссе. С… — добавил он смущенно и победоносно одновременно, — сорока лошадьми ни Ларрхынов.
— Так, значит, ты не женат? — — спросила Катя. — И никогда не был?
Брахт покачал головой. Каландрилл перевел взгляд с Кати на Брахта. Ему было смешно и страшно. Он ждал Катиного суда.
— Ты просто конокрад.
— Это были лошади ни Ларрхынов!
Керниец произнес это так, словно происхождение лошадей объясняло и оправдывало его поступок.
— И теперь Джехенне ни Ларрхын желает твоей смерти, — сказала Катя.
— Она жестокий человек, — кивнул Брахт.
— И ты отверг ее только потому, что она избила лошадь?
