Юлия Набокова - Легенда Лукоморья
Я посмотрела в его горящие надеждой глаза. Ну как ему сказать, что в Лукоморье я отчего-то растеряла свои волшебные навыки? А вдруг все вернулось, ведь я могу видеть сеть? У меня просто должно получиться на этот раз! Это же не пустяк вроде вызова пиццы в избу, это – вопрос жизни леса и его хозяина. Даже Варфоломей говорил, что…
– Попробую, – пообещала я, подходя к дереву. Положила ладонь на потрескавшуюся кору, попыталась наладить контакт, но только заработала занозу.
– Постой! – Леший подошел к липе: – Дай мне.
Он обнял дерево и прижался к нему лбом, а я, ежась, разглядывала мечущуюся между ветвей паутину. Наконец Леший повернулся, и я быстро спросила:
– Что оно говорит?
Он с удивлением посмотрел на меня.
– Мне показалось, вы разговаривали, – в смущении призналась я. – Ты и липа.
Леший покачал головой.
– Деревья не говорят, они чувствуют – тепло солнца, свежесть дождя, прикосновение руки.
– И что она чувствовала, когда… – Я запнулась.
– Холод, – глухо ответил он. – Январский лютый холод.
– Может, Морозко шалит? – ляпнула я и осеклась под взглядом Лешего.
– Морозко – мой друг.
– Извини, – пробормотала я и поспешила перевести тему. – Так, значит, деревья не могут видеть?
– Нет.
– Как же тогда ты знаешь обо всем, что происходит в твоем лесу? Как ты можешь приглядывать за Ивом? Ты же не можешь быть повсюду.
– Я там, где я необходим. Мои глаза – сороки, сойки, перепелки, куропатки, совы, белки, зайцы, волки. Если происходит что-то необычное, что тревожит их, я это вижу. Чтобы присмотреть за кем-то, достаточно пустить птицу по его следу.
– Значит, за Ивом летит какая-то птица? – переспросила я.
– Сорока. Очень любопытная и неутомимая сорока. Да ты ее сама видела, когда мы встречались в последний раз! Так ты попробуешь?..
Я подошла к дереву и протянула руку к паутине, которая подалась мне навстречу с жадностью волка, посаженного на поводок. Лед… Показалось, он проник под кожу, заструился по венам, стремясь добраться до сердца. Я отдернула руку, но кончик паутины словно приклеился к пальцам, не желал отпускать, продолжал наполнять жилы стужей. Я потянула сильней, задыхаясь от холода, сделала шаг назад – паутина натянулась парусом, не отпускала, зеленый краешек на глазах окрашивался красным. «Из растений оно пьет зелень, из людей – кровь!» – с ужасом поняла я.
– Помоги мне, – прохрипела я стынущими губами, обращаясь к Лешему. – Она меня затягивает. Нет, – вскрикнула я, – за руку не трогай!
Не хватало еще, чтобы мы оба увязли в высасывающей жизнь сети. Леший схватил меня за плечи и с силой отдернул назад. Паутина не выдержала, затрещала, порвалась. Мы отлетели в сторону, раздавив поганки и нарядные шляпки мухоморов, ковром стелившихся у подножия березок.
– Как ты? – Леший помог мне подняться.
– Бывало и лучше, – прокряхтела я.
– Не получилось? – глухо спросил он.
– Я попробую еще, – после заминки пообещала я.
– Нет. – Леший решительно качнул головой. – Это опасно, сама видишь.
– Но я хочу помочь!
Хранитель леса с сомнением посмотрел на меня: в нем боролись желание вылечить свои владения и нежелание подвергнуть меня опасности. Победило последнее.
– Ты уже помогла тем, что выяснила, что за напасть постигла лес, – хрипло произнес он. – Мы найдем того, кто сделал это, и заставим его снять заклятие.
Я в замешательстве кивнула, не рискнув озвучить собственные мысли. Я бы предпочла еще раз сунуть руку в кровососущую паутину, чем встретиться с тем, кто ее создал.
Леший провел меня еще по нескольким уголкам леса. На всех гибнущих деревьях висели насытившиеся сети. Масштаб катастрофы был ясен, пути преодоления – неизвестны.
Кое-где сети стелились по земле – там, где прежде была цветущая лужайка или грибная поляна. Леший, ведя меня по лесу, угодил в одну из них прежде, чем я ее заметила. Вопреки моим опасениям, паутина на него никак не отреагировала. Лишь колыхнулась и, словно обманутая в надеждах, вновь оплела землю.
Притихший Варфоломей бежал рядом со мной, боясь сделать в сторону хоть шаг и угодить в опасные путы.
Наконец Леший вывел нас на широкую тропу и махнул рукой.
– Вам сюда.
– Как? – Кот подскочил на месте. – Ты разве не выведешь нас к избушке?
Леший уныло повесил голову и с горечью признался:
– Силы нынче не те. Придется вам самим добираться.
– Так тут пара дней пути, – угрюмо заметил Варфоломей.
Леший еще больше сгорбился, и я поспешила вмешаться:
– Ничего, дойдем, не развалимся.
Леший благодарно взглянул на меня и раньше, чем я успела возразить, метнулся к ближайшему дереву и исчез.
– А-а-а… – пробормотала я, – ты нас разве не проводишь?
Оставаться одной в оплетенном злой магией лесу было жутко.
– Делать ему нечего, как с нами два дня топать, – проворчал кот и нервно дернул хвостом. – Пошли, смелая ты моя.
– Ты хоть знаешь, куда идти-то?
– Не боись, со мной не пропадешь! – успокоил он. – Я тут все стежки-дорожки знаю.
Сначала мы бежали вприпрыжку – я надеялась, что дорога не все время проходит по лесу и скоро выведет нас к полям-лугам, потом выдохлась и догадалась спросить. Кот объяснил, что лесом путь до избушки самый короткий. А обходной, по лугам и долинам, займет вдвое больше времени.
– А его-то как раз у нас и нет, – уныло заметила я. – Скоро Ив даст о себе знать, и надо будет что-то решать с Василисой.
– Так что хорош лентяйничать, – прикрикнул на меня кот, – топай давай.
Каждый шаг давался с трудом. Казалось, к ногам привесили пудовые гири. Мерещилось, между стволами деревьев мелькают пугающие тени. Чудилось, из темных дупел деревьев следят за нами чьи-то злые глаза. Сжималось сердце: «Останешься здесь навсегда». И тогда, шарахаясь от свисающих с ветвей магических паутин, мы с котом убыстряли шаг и неслись вперед. Я – чуть не выпрыгивая из лаптей, кот – стараясь не отставать и передвигаясь длинными скачками.
К полудню мы окончательно выдохлись, проголодались и без сил повалились в траву у тропинки. На нашем пути нам не встретилось ни птицы, ни зверя, ни путника, ни озерца, ни ручейка. Как-то попалась мутная лужица, но в ней виднелся кабаний след. И, переглянувшись с котом, мы не решились оттуда напиться.
– А что, правда в кабана можно превратиться? – спросила я у всезнающего кота.
– В кабана не в кабана, – проворчал тот, – а в свинью – так запросто.
И, насмешливо прищурив зеленые глаза, добавил:
– Как же еще назвать того, кто из грязной лужи, по которой зверь прошелся, пить вздумает?
Я вспыхнула, распрощавшись еще с одним сказочным шаблоном, и ускорила шаг. Пить хотелось невыносимо!
