Айя Субботина - Шаманы крови и костей
- Ты лжешь, Катарина! - взбеленился отец. Он порывисто вскочил с места, грохнул по столу, опрокинув кубок с вишневой настойкой, и алая жидкость растеклась по столешнице, будто кровь.
"Молчи, отец, ради богов Эзершата, ради собственной головы и семьи - молчи!" - мысленно взывала к нему Миэ. Но в гневе лорд Эйрат становился глух ко всему.
Магнаты дружно загалдели: несколько поддержали Эйрата, остальные же взяли сторону Катарины и ратовали за то, чтобы дать таремке закончить, а уж после пусть Эйрат держит ответ. Миэ понимала, что если Катарина выльет на отца всю - очевидно, заранее приготовленную - ложь, то у лорда Эйрата не останется и тех нескольких союзников, которые взяли его сторону мгновение назад. Но чем больше отец станет противиться ей, тем сильнее увязнет в болоте Катариновой лжи.
- Покажи то письмо, Катарина, прежде чем огульно обвинять меня! - потребовал Эйрат.
- Письмо порвал Фиранд, - спокойная, как гора, ответила таремка. - Он был в гневе от такой дерзости - ничто не злило его сильнее, чем людская наглость. У меня остались только клочки, вот, - Катарина швырнула их на стол, как хозяин бросает кости голодной собаке.
Магнаты тут же пустили их по кругу. Когда несколько клочков оказались в руках Эйрата, он недоуменно повертел их в руках и оглянулся на Миэ. "Прошу, скажи, что это подделка", - про себя прошептала волшебница, но лицо отца утверждало обратное.
- Это письмо под мою диктовку писала дочь, - подтвердил таремский лорд. - Но как можно понять смысл по нескольким клочкам? Это все равно, что пытаться рассмотреть океан через горный хребет.
- Неужели вам, магнаты Совета, недостаточно моего слова? - тут же встряла Катарина. Ее речами можно было искры высекать, такими горячими и твердыми они стали. Таремка перешла в наступление. - Разве род Ластриков хоть когда возводил напраслину? Разве не мой покойный Фиранд всегда судил вас по справедливости и велению ума, но не сердца?
- Ты обвиняешь меня, Катарина? - так же резко спросил лорд Эйрат.
Миэ прикрыла глаза, беспомощно ругая родителя за несдержанность. Ему бы умолкнуть, стать холодным камнем, которому дела нет до того, что твориться вокруг, сохранять ясность ума и трезвый расчет над каждым словом. Но, вместо этого, отец сорвался с цепи и голов кусать всех и каждого, кто станет ему поперек дороги. Еще немного - и он растеряет и тех нескольких союзников в Совете, которые не спешат винить его в смерти Фиранда.
- Я лишь говорю о выгодах, - ответила на слова Эйрата Катарина. - Тебе, Четвертый магнат, смерть моего брата сулила как нельзя больше выгоды. Если бы не твое прошение отложить принятие решения - Фиранд бы давно лишил тебя того, что ты много лет назад незаконно присвоил. Разве не странно, что накануне заседания Совета девяти, где должна была решиться твоя судьба, мой брат хладнокровно и подло убит?
- Катарина, умом ты что ли ослабела?! - Эйрат скомкал клочки письма и швырнул ими в таремку, но пергаменты, пролетев меньше трети пути, упали на стол. - Эдак можно каждого обвинить в любом злодеянии, было бы желание. Да, я просил Фиранда отложить собрание Совета, но только с целью раздобыть старые архивы моего рода и прочие документы, на которые мог бы опираться, доказывая уважаемым магнатам, что человек, который выдает себя за моего давно умершего брата - лжец! Теперь при мне есть необходимые бумаги и я готов отстаивать свою невиновность. Что за выгода мне чинить зло Фиранду, которого я всегда уважал, перед мудростью которого преклонялся, как и все мы.
- Я слыхал иное... - прочистив горло кашлем, сказал восьмой магнат совета - тот самый толстяк Пантак, который пытался породниться с Эйратами женитьбой детей. Он был короток, словно гриб, плешив и толст, с несуразно мелкой головой.
- Рот бы ты прикрыл, хряк-недомерок, - чуть не плюнул в него отец, но коротышка смотрел только на Катарину, всем видом показывая - слушать он станет только ее.
- Гляди, как бы я тебе рот не прикрыла, да так, что язык проглотишь, - с угрожающим спокойствием ответила Катарина. - Не забывай, что ты говоришь с Первой леди-магнат Тарема!
Вот оно. Миэ ни мгновения не сомневалась - Катарина нарочно выжидала момент, чтобы заявить о своем новом статусе. Сейчас, когда слова пришлись к месту, таремские магнаты не посмеют ей перечить. Нет такого закона, который запретил Катарине сидеть на месте умершего брата, и она заняла его безоговорочно, ни колеблясь. Тот, кто скажет слово против - накличет на себя гнев главы Совета девяти. Единственное, что могло бы противостоять ей - безоговорочный и единогласный союз оставшихся восьми магнатов. Скажи они, что не хотят видеть на месте Первого женщину, Катарине пришлось бы подчиниться или, нарушая законы, попытаться отстоять свое право; за такое, вероятно, Ластрики были бы низложены с так долго занимаемого ими места. В подтверждение своим мыслям, Миэ увидела ждущий взгляд Второго магната, который, обернись дело именно так, стал бы главой Совета. Но Катарина не подарила ему такого шанса. Нужно отдать таремке должное - она хорошо подготовилась, наперед просчитала все возможные варианты.
Никто не возразил поперек того, что Катарина назвалась Первым магнатом. Не сказали теперь, подумала волшебница, и в будущем не станут говорить. Все, к чему Миэ готовилась несколько отвоеванных у Фиранда дней, казалось ненужным хламом. Что толку с доводов, которые отец разучил под ее строгим надзором? Катарина на них чхать хотела - это и слабоумному понятно. Лучше всего - помалкивать, ждать, пока таремка совершит хоть бы одну ошибку, не может же она просчитать наперед всю жизнь. Главное, терпеть. Пусть она отдаст Гартису тело своего брата со всеми положенными почестями, пусть остынет в положенном трауре, а уж за такой-то срок Миэ обязательно что-то придумает. В крайнем случае - волшебнице не нравился такой вариант, но она не сбрасывала его со счетов - большую часть отцовских богатств можно вывезти в надежное место. Замок и земли жаль, отец будет негодовать, но лучше так, чем потерять много больше.
- Говори, Пантак, - велела коротышке Катарина. - Что ты слышал? Говори сейчас, как есть, и никого не бойся.
Миэ услыхала в ее словах иное: "Скажи то, что мне нужно, и никто тебя не тронет". Чем дальше, тем сильнее собрание Совета напоминало балаганное представление. Волшебниа, присутствуя на совете на правах помощницы отца, не имела права говорить без разрешения Первого магната, о чем успела пожалеть бесконечное количество раз. Почему никто не вступиться за отца? Какое дело до того, что наврет Пантак?
В глазах магнатов стояла алчность, а Катарина верховодила их жадностью.
