Виктория Щабельник - Сильнее жизни
— Пришла пора нам, столько веков отлученными друг от друга, осознать — мы единое целое! Падшие и демоны не враги друг другу. Напротив — мы союзники! Наша битва еще не закончена. Когда-то его цепным псам удалось нас победить. Но война не проиграна. Всего лишь одна единственная битва. И теперь у нас есть шанс все исправить.
Завораживающий тихий голос отражался от стен, касаясь глубоких страхов присутствующих, их скрытых, давно погребенных желаний. Ему верили, потому что хотели, его слушались, потому что его слова были созвучны с их тайными мыслями и желаниями, которые были погребены где-то глубоко внутри них.
— Сегодня настал тот самый день! День Искупления грехов. Но не наших, ибо на нас нет греха. Мы лишь жертвы, которые доверились и были преданы. Его вина перед нами куда больше.
Тень продвигалась к противоположной стене огромной залы, где едва виднелась скрытая гобеленом дверь. Жаль, что нельзя было переместиться прямо туда, это избавило бы его от многих трудностей.
* * *Я даже не осознавала, что уснула прямо в ванной. Вздрогнув от приснившегося кошмара, я, забывшись, схватилась за бортики, чтобы подняться. Тут же громко вскрикнула, и снова упала в начавшую остывать воду. Боль вернулась, а значит, что бы это ни было: шок, демонская анестезия или что-то еще, оно закончилось. Теперь мне придется каким-то образом поскорее выползти из ванны. Не зовя кого-то на помощь, и оставив себе хоть немного гордости. Приободренная этой мыслью, я оперлась на край и, отталкиваясь ногами и здоровой рукой, смогла, наконец, выбраться, попутно отметив что, кажется, у меня сломана пара ребер. С трудом завернувшись в полотенце, я, наконец, была готова.
Комната была пуста, значит, никто не увидел моих жалких потуг. Но, похоже, пока я отсутствовала, сюда кто-то все-таки заходил. Доказательством являлось прекрасное белое шелковое платье, аккуратно разложенное у меня на кровати. Туфель предусмотрено не было, хотя вряд ли успею из-за этого ощутить неудобства. Подойдя к зеркалу, я снова окинула себя взглядом — уже лучше, по крайней мере, вид не такой жалкий, как был час назад. И все же, мысль о побеге по-прежнему казалась невероятной и довольно глупой. Вот так — и смириться не могу, и бороться не пытаюсь. А может быть, хватит бороться? Может именно так и должна закончиться моя жизнь — в холодном адском пламени?
— Только бы не сдаться! Только бы не принять его! — мысленно попросила я не известно у кого.
— Здравствуй, Регина, — опять этот голос! Как бы я хотела никогда его не слышать. И, в конце концов — что он делает в моей комнате? Неужели я хотя бы перед смертью не могу побыть наедине с собой?
— Я знаю, ты растеряна и напугана. Но скоро все закончится.
А вот тут ты не прав! Напугана? Может быть. Растеряна? Да я зла как дьявол. Ой! Вот в этом я как раз ошиблась. Ты ведь никогда не бываешь зол? Всегда спокоен, вежлив, любезен, даже добр. Это так непохоже на то, что о тебе говорят. В это нельзя поверить, но приходиться принять.
— Ты должна понять, — так же мягко и невозмутимо продолжал Падший, — это было предопределено с момента твоего зачатия. Никто в целом мире не способен предотвратить то, что так глубоко вошло в нить Мирозданья.
— Ты говоришь такие красивые слова, — наконец решилась я, — но все сводиться лишь к моей смерти. Не больше и не меньше. К чему знать, что что-то предопределено, не имея возможности этого избежать? Ты пришел ко мне, чтобы предостеречь. Но зачем? Когда ты и есть тот самый, из-за кого я умру!
— Ты ошибаешься, дитя, — печально произнес Люцифер, — все, к чему я стремился — это свет, не затухающий в людях даже после их смерти. А вы были так совершенны, так беспечны и наивны. Но вы поддались соблазну и потеряли рай. Он отверг вас, не пожелав простить невинной ошибки. Обрек на медленное увядание и смерть. Разве это не жестоко? Разве он не жесток? Он бросил вас в омут скорби и боли, и вы оказались не готовы к этому. Мертвая долина после райского сада, звериная сила против любви и доброты. Вы должны были умереть, но выжили, продолжая выполнять его завет. Вы любили, боролись за жизнь, производили на свет потомство, которое мечтали видеть счастливыми. Но что сделал он? Столкнул вас друг с другом. Разве жертва Каина была не достойна своего Бога? Но он отринул ее, выбрав подношение Авеля — мертвую плоть. Вот какими он хотел вас видеть — существами, отбирающими жизнь у других. И вот какими вы стали.
Твоя вера считает человеческую жизнь пыткой, наказанием за грехи. Создатель осудил людей, и теперь они приговорены к мукам, болезням, страхам и смерти. Они боятся самой смерти, так как и она не сулит им избавления! Праведники получают Рай! Неужели кто-то еще верит в это? Их жизнь полна, терзаний. Создатель выгнал людей, обрек их на муки вечные за что? За непослушание? Непокорность? За стремление к свободе? Они потеряли все, когда поняли, что имеют право выбирать. Но он это право им не давал!
— К чему все эти слова, Люцифер? Ты считаешь — осознание того, что моя смерть не напрасна, облегчит мне последние минуты жизни?
— Я не хочу, чтобы ты боялась! Поверь — то, что тебя ожидает после не идет ни в какое сравнение с тем, к чему ты привыкла.
— А у меня будет «после»? — искренне удивилась я.
— Я дам тебе время подумать, — терпеливо произнес Падший, — мне бы хотелось облегчить твою смерть. Ведь ты дашь мне так много!
Подойдя ко мне ближе, он по-отечески приобнял меня за плечо. В его глазах было столько любви заботы, что мне захотелось зареветь и броситься ему на грудь, почувствовать, что меня любят, обо мне заботятся. Он исчез, а я, подавив истеричный смешок, забралась с ногами на кровать, со злостью отпихнув прекрасное белое платье. Как для невесты — с горечью подумала я.
Значит, Падшему нужно мое согласие? Что это — дань традиции, или необходимость, без которой моя смерть ничего не принесет? Как обидно. Для него… Но сомнения прочно угнездились в душе, услужливо подсказывая мой недавний сон, где боль и страх были слишком реальны, чтобы не поддаться панике, забыть все, и согласиться. Согласиться, лишь бы прекратить эту жгучую боль, порожденную холодным пламенем.
Ему нужна не просто я, а я покорившаяся, принявшая его сторону, отринувшая все, что когда-то считала своими убеждениями. Он прекрасно умеет играть на струнах человеческой души. Он Искуситель. Что я о них знаю? Я помнила, как демоны презирают тех, кто поддался Искушению и попавших в ловушку жертв, желают, чтобы они погибли от собственной слабости. Они не видит в людях ничего, кроме презренных тварей, заслуживающих лишь гибели.
Господи! Знал ли ты, когда создавал Люцифера, чем это может закончиться? Или это лишь начало того, что я никогда не смогу понять. Были ли свойственны Падшему любовь, доброта милосердие? Люцифер был самым великим ангелом из всех творений. Неужели лишь желание превзойти своего Творца и ненависть к людям заставили его отказаться от всего, что он знал, во что верил? Какую загадку таит в себе бунт Падшего? Разве он не сознавал, к чему это может привести?
