Андрей Уланов - Раз герой, два герой...
Шон придержал кобылу и задумался.
– Ты прав, малыш, – признал он. – Лучше этого не делать.
– И потом, – продолжил Шах. – Тебе стоит придумать для этого тела какое-нибудь имя. По-моему, для Шона А'Фейри, так же как и принцессы Тари, сейчас не самое подходящее время.
– Ты прав, малыш, ты кругом прав, – пробормотал Шон. – Мне срочно надо новое имя. Назовусь-ка я одним из своих племянников, как бишь, там их…
– По-моему… – начал Шах, но Шон уже не слушал его.
– Как же его звали? Шер, Шор, Шар?
– Может, Шит? – предположил Шах.
– …Шут, Шат, Шик… а, вспомнил, Шур.
– По-моему, это не совсем…
– Отец его был из Зеленых Фейри, – продолжал вспоминать Шон, – а мать – из рода Спитов, у которых кузница на болоте. Значит, парня звать…
– Я бы все-таки…
– Шур А'Спитфайр, – обрадованно закончил Шон. – Хорошее имя, правда?
Однако воспользоваться им Шону не пришлось.
Постоялый двор “Мрак” представлял собой неказистое, но весьма крепко сбитое двухэтажное строение, уютно расположившееся посреди дремучего леса. Над его крыльцом болталась криво приколоченная жестяная вывеска, изображавшая нечто бесформенное, с большим количеством щупалец, когтей, зубов, крыльев и еще некоторых отростков, назначение которых, судя по всему, оставалось загадкой даже для самого художника. Больше всего эта вывеска походила на пьяный кошмар болотного ежа.
– Что это?
– Тебе так уж хочется это знать, малыш?
Шон поднялся по предательски завизжавшему крыльцу и распахнул дверь. Из двери вырвались клубы сизого дыма.
– …троллю в зад, – выругался Шон. – Опять дымоход не чищен.
Шах ограничился тем, что зажал нос. Такого отборного угара ему не доводилось нюхать с того самого до стопамятного дня, когда дядюшка Короед попытался приготовить яблочный пирог.
Тогда дело ограничилось всего-навсего спаленным сараем. Дождавшись, пока между полом и дымом набралось две сажени относительно чистого воздуха, Шон шагнул внутрь. Шах последовал за ним.
Их появление в зале было встречено дружным недовольным гулом. Но, прежде чем герои успели разглядеть сквозь сизую пелену хоть что-нибудь, из-за одного из столов раздался радостный вопль.
– Лопни мои глаза. Это же сам Шон А'Фейри собственной персоной. Вот уж кого я не чаяла увидеть.
– Чтоб мне снова сдохнуть, – взвизгнул Шон. – Малютка Дэззи. Что ты делаешь в этой забытой всем богами дыре?
Отчаявшись разглядеть сквозь угарный туман хоть что-нибудь, Шах нагнулся, закашлялся и вытаращил глаза.
Малютка Дэззи оказалась симпатичной девушкой, в одиночестве – если не считать высоченного кувшина вина – сидящей за столом. Роста она была, несмотря на прозвище, среднего, зато у нее была замечательная нежно-голубая кожа, белые, словно снег, волосы и сияюшие ослепительным светом глаза, без малейших намеков на зрачки.
– Ну привет, пропащая душа, – сказала она, пододвигая Шону кувшин. – Давай, рассказывай, где был, что видел? А то у меня такое странное чувство, что со времен нашей последней встречи ты довольно сильно изменился. Этот парень кто?
– Не все сразу, Дэззи. – Шон с тоской поглядел на кувшин. – Я не пью, я умер, а это мой ученик. Его зовут Шах.
– Из Дудинок, – вставил Шах.
– Не пьешь? Умер? – переспросила Дэззи. – По-моему, для покойника ты выглядишь слишком хорошо.
– Посмотри на меня нормальным взглядом. Дэззи сощурившись, глянула на него – и закашлялась, едва не захлебнувшись вином.
– Ты… тьфу… Это в самом деле ты?! Ты в самом деле так выглядишь?!
– Хуже, – мрачно сказал Шон. – Я так живу.
Это заявление вызвало у Дэззи еще один приступ кашля.
– Ну ты, блин, даешь, – восхищенно сказала она, отставляя кружку в сторону. – Я-то думала, что могу представить все, что ты способен выкинуть, но такого…
– Такого, – хмыкнул Шон, – я и сам от себя не ожидал.
– Как бы то ни было, – сказала Дэззи, наполняя кружку по новой, – я рада, что сидишь здесь, как бы ты при этом не выглядел. Не забывай, что ты мне на этом свете еще кое-что должен.
– Дэззи никак не может мне простить, – пояснил Шон Шаху, – что когда-то принадлежала к самой высшей касте в своей стране – жреческой и лишилась своего положения отчасти по моей вине. Правда, она забывает при этом добавить, что ее в скором времени должны были принести в жертву.
– Кому?
– Нам, – сказал Шон. – Я тогда состоял в одной веселой компании, и нам удалось парой магических фокусов так задурить голову местным жителям, что те приняли нас за мелких богов.
– Подумать только, – всхлипнула Дэззи. – Ведь если бы не эти проходимцы, меня должны были принести в жертву на главном алтаре Храма Шимбалы в день Великого Солнцестояния. А вместо этого я подверглась групповому изнасилованию. – Голос, правда, у нее при этом был скорее мечтательный.
– Ну и вот, – продолжил Шон. – После того как мы вычистили храмовую сокровищницу сверху донизу, я, исключительно по доброте душевной, предложил взять ее с собой. О чем впоследствии не раз сожалел.
– Ага. Когда эти олухи, драпая через горный перевал, с превеликим удивлением обнаружили, что храмовых жриц, оказывается, не учат ни готовить еду, ни штопать одежду, ни даже…
– Чего желаете?
Шах удивленно оглянулся на выросшую рядом со столом фигуру. Фигура походила на человеческую, но состояла, казалось, исключительно из костей, мослов и прыщей, наряженных во что-то коричневое.
– Остынь, Говард, – сказала Дэззи. – Это Шон А'Фейри.
– Рыжая Погибель? – недоверчиво переспросила коричневая вешалка. – Последний раз он выглядел немного иначе.
– Говорю тебе, это Шон. Просто он умер, а потом… короче это он. А это его ученик. Это так же верно, как и то, что ты должен мне двадцать обедов.
– Двадцать обедов? – не веря своим ушам, переспросил Шах.
– Умер? – восторженно повторил Говард. – Обзавелся учеником? Я должен во что бы то ни стало услышать эту историю.
– В другой раз, – отрезала Дэззи. – А пока тащи сюда…
– Я не пью, – напомнил Шон.
– Кувшин с апельсиновым соком для Шона и похлебку для паренька. И живо.
Говард ушел, продолжая что-то бормотать себе под нос.
– Двадцать обедов, – снова повторил Шах.
– Среди пантеона богов Шимбалы, – пояснил Шон, – встречаются весьма древние и мрачные личности. Рассказов жрецов о том, что творится в подземельях храма, хватит…
– На три с хвостиком года, – усмехнулась Дэззи. – Говард грозится, что, когда я расскажу ему все истории, он издаст их отдельной книгой, которую так и назовет: “Тысяча и одна ночь ужаса”.
– Ваш сок, э-э…
– Называй меня Шур. – Шон с подозрением уставился в кружку, наполненную какой-то густой оранжевой жидкостью, которая подозрительно смахивала на результат алхимического опыта.
