Людмила Астахова - Наемник Зимы
Ириен тоже слышал тангарскую песню. Ее любил мурлыкать себе под нос Тор. А у эльфа всегда перед мысленным взором вставала картина, которой он сам видеть никак не мог. Закованные в сталь рати, замершие друг напротив друга за миг до того, как взревут серебряные трубы, развернутся знамена и златокосый король в белом плаще крикнет: «Дша-а-а-ад!», вонзая в затянутое желтыми тучами небо свой меч. Когда случилась битва? Три или четыре тысячи лет назад. Может быть, даже раньше, потому что Темные века оставили за собой мало свидетельств. Последняя битва, когда сошлись вместе четыре народа, чтобы низвергнуть в века варварства и невежества весь обитаемый мир. Люди уже не помнят об этих временах, эльфы не желают помнить, орки отвергают прошлое и живут лишь настоящим и будущим, а тангары хранят память и до сих пор поют.
Хороший день, чтоб умереть
Под куполом небес,
С собою в вечность унести –
Реку, поля и лес.
Уже грызет свой щит берсерк,
И рать идет на рать.
И будет смерть сама как пес
У наших ног бежать.
Еще посмотрим, у кого,
Достанет силы в ком,
В судьбы ворота постучать
Тяжелым кулаком…
Слова бились в одном ритме с веслами, вспарывая воду и приближая берег. Тяжел и долог поход по штормовому весеннему морю.
– Ну, кажется, все! – объявил эльф, возвращаясь с переговоров удовлетворенный результатом. – Кое-что удалось выторговать. Заводи лошадей на корыто. Нет, лучше я сам.
У него и в самом деле получалось лучше. Пятнистая Онита, казалось, совсем ничего не боялась и безропотно пошла на неустойчивую палубу. А Руде эльф прошептал что-то на ухо, и норовистая скотина повторила подвиг своей товарки. Было здесь какое-то волшебство, но эльф упорно отказывался объяснять свой фокус с лошадями, утверждая, что это всего лишь многолетний опыт.
Паром, забитый народом, медленно тронулся в путь через пролив. Купцы из Ветланда, Минарда и Къентри расположились вокруг своего товара, орки кучковались по кастам, тангары из оседлых ехали на праздник Сошествия Огня в Торраск, где находилась самая большая община огнепоклонников, и потому держались чинно и сосредоточенно. Их традиционное паломничество сопровождалось строжайшим постом, запретом на азартные игры и питие спиртного. Шумные тангарские мужчины сидели тихо, как храмовые послушницы. Большинство были бородаты, что означало семейность, порядочность и достоинство, только несколько совсем молодых парней смущенно прятали бритые подбородки в шерстяные шарфы. Женщин с ними, разумеется, не наблюдалось. Зато орок и людских женщин наличествовал явный переизбыток, как и детей, сновавших туда-сюда по палубе и все время норовящих свалиться за борт.
Заняться на пароме было совершенно нечем, а безмолвно пялиться на серую воду, как это делал эльф, у Кена не получалось. Отвлечь Альса от неведомых дум разговором оказалось занятием бесполезным, хотя юноша честно попытался несколько раз. Но эльф отвечал односложно и в конце концов попросту послал докучливого спутника куда подальше, заставив покраснеть компанию молоденьких орок, расположившихся неподалеку. Дважды просить себя Кен не заставил, он нашел себе очень уютное местечко среди крытых рогожами тюков, где можно не только удобно сидеть, но и прилечь при желании.
Начало путешествия Кенарду, несмотря ни на что, понравилось. Он никогда пролив не переплывал, но разных историй про Игергард успел наслушаться вдоволь. Самое большое и мощное королевство людей дарило миру из века в век великих королей, великих воинов и не менее великих волшебников. Кенард сам учился грамоте по игергардскому «Сказу про Алфроя Великого». Хотя направлялись они с Альсом не в Орфиранг, а вроде как сначала в Ятсоун, а потом в Ритагон, главный город Лейнсрудского герцогства. Последний эльф почитал городом великолепным, всегда поминал добрым словом, и у молодого человека не было оснований не верить. По правде говоря, Кен никогда не видел города больше, чем Лаффон, а потому воображение и фантазия ему отказывали. Он сам себе завидовал. Сбывалась заветнейшая мечта, самое жгучее желание, и порой даже не верилось, что все происходит не с кем-то посторонним, а именно с ним, последним из рыцарей занюханной крепости на краю Чернолесья, чьим уделом до сих пор были рутина и скука. И вот он, Кенард Эртэ, плывет через пролив навстречу подвигам и славе. Да, именно подвигам и непременно славе!
Кенард закрыл глаза и погрузился в мечты, как свинья в грязную лужу, то есть целиком и с ушами. Пред мысленным взором вставали картины одна занимательнее и величественнее другой, где Кенард мчался на горячем вороном скакуне, закованный в сверкающую сталь, сокрушал врагов и принимал как должное внимание и любовь прекрасных юных дев. Сказать, что Кену проза военной жизни была неведома, никто не мог. Все-таки за годы, прожитые в Тэвре, были и стычки с разбойниками, и охрана караванов старателей, – и прочие прелести каждодневного существования отдаленного гарнизона. Чего-чего, а воинского опыта рыцарю Эртэ было не занимать, но в глубине души он точно знал, что остался наивным романтиком. Он, конечно, никому в этом пороке не признался бы даже под страхом пыток. Но разве человеку запрещено мечтать о чем-то большем? Вот Кен и мечтал в свое удовольствие, пока мокрая и от того совершенно ледяная тряпка не шлепнулась прямо ему в лицо. Злорадный смешок сразу обнаружил, чьих рук было дело. Кен, почти не глядя, цапнул рукой в нужном направлении, ловя баловника за капюшон курточки.
– Ай-я-я-я-я! Ма-а-а-ама! А-а! – оглушительно заверещал маленький орк, извиваясь ужом в цепких пальцах рыцаря.
– Сийгин! Что ты наделал? Ой-ой, пусти моего сына! Сийгин, я тебе сто раз говорила!
Отличные легкие достались мальчонке от мамаши, потому что от ее воплей у половины пассажиров парома сразу заложило уши. Молодая орка кричала так, словно Кенард не просто держал ее детеныша на вытянутой руке, а прямо у нее на глазах снимал с того живьем кожу. Кен отпустил орчонка, и тот со скоростью ядра из маргарской катапульты метнулся к матери. Вид у парня был до такой степени ошарашенный, что кое-кто за спиной захихикал.
– Я говорила, чтоб ты не подходил к воинам даже близко? Говорила тебе или нет? – ругала шалуна мамаша, щедро отвешивая ему звонкие шлепки по заднице. – А если бы он тебя мечом зарубил? На два кусочка, пополам. Вжик и все! – живописала орка вероятное будущее отпрыску. Сийгин завывал на высокой ноте.
– А ну перестань реветь! Перестань немедленно! Хватит выть! А то… а то… отдам тебя тому вот злому эльфу! – Орка ткнула пальцем в Альса, замершего возле перил и ничегошеньки не подозревающего. – Видишь, Сийгин, у него целых два меча. Два огромных меча. Это специально для таких противных мальчишек, как ты.
