Джо Аберкромби - Полмира
В песнях Избранные Щиты защищали своих королев от убийц, или носили секретные послания в жерло опасности, или сражались в поединках, на которых решались судьбы страны. Наверное к этому времени ей пора было научиться не воспринимать песни слишком серьезно.
Она обнаружила, что потерялась среди бесконечно двигающегося легиона рабов и слуг, следующих за Золотой Королевой, как хвост кометы, осаждающих ее тысячами вопросов, на которые у нее всегда был ответ, нянчила ли в это время она наследника трона или нет. Может, король Утил и сидел на Черном Стуле, но после нескольких дней в компании Лаитлин, Колючке было ясно, кто на самом деле правит Гетландом.
Здесь не было и следа тех легких товарищеских отношений, которые были у нее с Виалиной. Ни искренних разговоров, ни требований называть ее по имени. Лаитлин была более чем в два раза старше Колючки: мать и жена, несравненный торговец, госпожа огромного двора, и она была настолько же прекрасной, насколько хитроумной и властной. Она была всем, чем должна быть женщина, и даже больше. Всем, чем Колючка не была.
— Благодарю, — прошелестела Лаитлин, принимая руку Колючки и даже сползание с седла в ее исполнении выглядело изящно.
— Я хочу лишь служить.
Королева не выпустила ее руку.
— Нет. Ты не была рождена, чтобы стоять на скучных встречах и считать монеты. Ты хочешь сражаться.
Колючка сглотнула.
— Только дайте мне шанс.
— Довольно скоро. — Лаитлин наклонилась ближе, крепче сжимая руку Колючки. — Клятва верности бьет в оба конца. Однажды я забыла это, но больше не забуду никогда. Нам вместе с тобой предстоит совершить достойные деяния. Деяния, о которых будут петь.
— Мой король? — раздался резкий от беспокойства голос Отца Ярви.
Утил оступился, слезая со своего седла, и теперь тяжело опирался на своего министра. Серый, как призрак, его грудь вздымалась, и он прижимал к ней свой обнаженный меч.
— Поговорим позже, — сказала Лаитлин, отпуская Колючкину руку.
— Колл, вскипяти воды! — Крикнул Отец Ярви. — Сафрит, неси мои травы!
— Я видел, как этот человек прошел сотни миль по льдам и даже не споткнулся, — сказал Ральф, стоя перед Колючкой, сложа руки. — Королю нездоровится.
— Да. — Колючка смотрела, как Утил ковыляет в свою палатку, держа руку на плечах министра. — И приближается великая битва. И в самом деле, неудачно.
— Отец Ярви не верит в неудачу.
— Я не верю в кормчих, но они все равно меня преследуют.
Ральф хихикнул.
— Как твоя мать?
Колючка хмуро на него посмотрела.
— Как обычно, недовольна моими решениями.
— Все еще высекаете искры друг из друга?
— Раз уж ты спросил, далеко не так много, как раньше.
— О? Полагаю, одна из вас, должно быть, немного повзрослела.
Колючка прищурилась.
— Быть может, у одной из нас был старый мудрый воин, научивший ее семейным ценностям.
— Вот бы всем так везло. — Ральф уставился в землю, теребя свою бороду. — Я тут думал, может… стоит нанести ей визит.
— Ты спрашиваешь у меня разрешения?
— Нет. Но все равно хотел бы, чтобы оно у меня было.
Колючка беспомощно пожала плечами.
— Негоже было бы мне вставать между двумя юными возлюбленными.
— Как и мне. — Ральф многозначительно глянул мимо нее исподлобья. — Вот поэтому, думаю, пойду-ка я…
Колючка обернулась — к ней шел Бренд.
Она надеялась, что сможет его увидеть, но вместе с тем, ощутила прилив нервозности. Словно она в первый раз выходила на тренировочную площадку, и он был ее соперником. Они ведь должны быть близкими друг другу, да? Но внезапно она поняла, что у нее нет ни малейшего понятия, как вести себя с ним. Колко-шутливо, как один напарник по веслу с другим? Жеманно-мягко, как девица с ухажером? Прохладно-царственно, как королева Лаитлин с должником? Медленно-осторожно, как искусный игрок, который хорошо прячет свои игральные кости?
И каждый шаг, что он делал к ней, был похож на шаг по замерзшему озеру, лед под ней трещал, и не было ни малейшего понятия, чем окончится следующий.
— Колючка, — сказал он, глядя ей в глаза.
— Бренд, — сказала она, глядя в ответ.
— Не утерпела и приехала ко мне, а?
Значит, колко-шутливо.
— Ухажеры выстроились в очередь у моего дома до самых чертовых доков. Вытерпеть я могу что угодно, кроме толп мужиков, рыдающих о моей красоте. — И она прижала палец к одной ноздре и высморкала соплю в грязь из другой.
— У тебя новый меч, — сказал он, глядя на ее пояс.
Она сунула палец под простую крестовину и наполовину вытащила его, так чтобы Бренд мог с легким звоном вытащить его дальше.
— От лучшего мастера клинков на Расшатанном море.
— Боги, она стала хороша. — Он большим пальцем коснулся клейма Рин, махнул клинком туда-сюда, поднял его, чтобы осмотреть по всей длине, Мать Солнце блеснула на яркой стали и вспыхнула на острие.
— Не было времени сделать с ним что-нибудь затейливое, — сказала Колючка, — но мне начинает нравится, что он простой.
Бренд тихо присвистнул.
— Отличная сталь.
— Сваренная с костями героя.
— Неужели?
— Я решила, что достаточно долго носила пальцы отца на своей шее.
Он ухмыльнулся, протягивая меч ей обратно, и она обнаружила, что тоже ухмыляется.
— Я думал, что Рин тебе отказала?
— Никто не отказывает королеве Лаитлин.
На лице Бренда появилось то старое озадаченное выражение.
— Э?
— Она пожелала, чтобы ее Избранный Щит был вооружен подобающим образом, — сказала она, убирая меч обратно в ножны.
Он изумленно смотрел на нее, пока это до него доходило.
— Знаю, что ты думаешь. — Плечи Колючки резко поникли. — У меня даже щита нет.
Наконец он захлопнул рот.
— Я думаю, что ты сама — щит, и лучше тебя никого нет. Если бы я был королевой, то выбрал бы тебя.
— Не хочу рушить твои надежды, но сомневаюсь, что ты когда-нибудь станешь королевой.
— Мне ни одно платье не подойдет. — Он медленно покачал головой, снова начиная улыбаться. — Колючка Бату, Избранный Щит.
— А что насчет тебя? Ты уже спас Гетланд? Видела, как вы собирались на берегу. Прямо толпа юных победителей. Не говоря о парочке древних.
Бренд поморщился.
— Не могу сказать, что мы многое спасли. Убили старого фермера. Украли несколько колбас. Сожгли деревню, потому что она была не на том берегу реки. Взяли раба. — Бренд почесал голову. — Я отпустил ее.
— Просто не можешь прекратить делать хорошее?
— Не думаю, что Хуннан видит это так же. Он бы с радостью сказал всем, что я — позор, но тогда придется признать, что весь его набег был позорным, так что… — Он надул щеки, выглядя более озадаченно, чем обычно. — Завтра я приношу клятву воина. С несколькими парнями, которые никогда не махали клинком с яростью.
