Елена Хаецкая - Возвращение в Ахен
Волны тихо плескали в каменные стены. Разбитая рыбацкая лодка лежала на песчаном дне, и она была полна почерневших прошлогодних листьев.
Рядом с Аэйтом Бьярни проговорил:
— Этот форт держался до последнего. Потому мы его так и разворотили. Эти ребята, которые защищали его, дали себя перебить, но не ушли. Не знаю уж, зачем. Дело было дохлое.
Аэйт обернулся к нему. Бьярни стоял на развалинах, широко расставив ноги. Ветер шевелил его грязные черные волосы. Горбатый нос вздрагивал, втягивая в себя соленый запах моря. Бельмо тускло светилось на загорелом лице; зрячий глаз горел. Бьярни смотрел на Ахен, словно хотел проглотить его.
Он завоевал этот город много лет назад. Он стрелял по этим зубчатым стенам, он разбивал ажурные колокольни и вешал мятежников на площади Датского замка (теперь он вспомнил и это название) в первую зиму Завоевания. И как же он любил этот город, когда наводил на него пушки, как тосковал по нему, когда метался по свету, не находя себе покоя! Как рвался сюда, как не хватало ему этих улиц и площадей, этой брусчатки, разбитой колесами пушек, этих стен, за которыми пряталась ненависть, этих пустых, безмолвных окон! И если правду говорят, что перед смертью человек вспоминает самое лучшее мгновение жизни, вспоминает так остро и сильно, словно проживает его заново, то Косматый Бьярни, умирая, вспомнит тот день, когда впервые увидел Ахен.
Аэйт смотрел на него и вдруг ясно понял, что в вольном Ахене он сможет, наконец, убить его. Здесь, в Ахене, и жила смерть Завоевателя, она ждала свою добычу терпеливо, год за годом. У смерти много времени. Она не спешила.
Аэйт встал. Хочется ему этого или нет, но долг Вальхейму будет заплачен.
— Идем, — сказал он Косматому Бьярни. — Я хочу увидеть город.
Они вошли в город ровно в полдень и в поисках харчевни подешевле спустились к порту по улице Северный Вал. У Бьярни было несколько динариев.
Аэйт осматривался по сторонам широко раскрытыми глазами. Город ужаснул его. Прекрасный Ахен, на который он смотрел со стен разбитого форта, оказался лжецом. Аэйт не понимал, как Ингольв мог тосковать по этим трущобам. Облезлые каменные стены давили на него, верхние этажи смыкались над головой, как будто желали отнять у него небо. Здесь было душно, как в замке Торфинна. Аэйт начал задыхаться. Слишком много Зла было совершено в этом городе. И оно никуда не ушло, оно осталось. Оно нависло над островерхими черепичными крышами, как невидимое облако, время от времени проливаясь зловонным дождем то на одного человека, то на другого. Город был полон жестокости и страха.
Они остановились возле дощатого барака, севшего на один угол. Перед бараком растеклась огромная зловонная лужа, в луже плавали объедки — корки, рыбьи хвосты. Аэйт осторожно обошел лужу и вышел на площадь. Здесь находились пакгаузы, приземистые одноэтажные здания, сложенные из кирпича. Их окна были забраны решетками.
В порту шла погрузка. Захламленные мутные воды залива плескали о берег. Несколько пузатых судов стояли у каменного пирса, сохранившегося с давних времен. Громко ругались грузчики, и яростная брань отвечала им с кораблей. Большие тяжелые двери одного из пакгаузов стояли открытыми.
В углу площади была сооружена виселица. Помост, срубленный из свежей древесины, был откинут. Резко пахло стружкой. Тела казненных уже сняли, но грязные разлохмаченные веревки со срезанными петлями еще болтались на перекладине. Под помостом валялось тряпье, на которое не позарился ни один мародер.
Аэйт сел на ступеньку пакгауза, в стороне от погрузки, достал из кармана остывшую вареную картофелину и принялся рассеянно ее жевать. Неожиданно ему показалось, что он видит что-то в грязной пене прибоя. Встав, он подошел поближе.
С каждой новой волной прибой приносил к берегу тело женщины и вновь уволакивал ее в море. Сначала она показалась Аэйту мертвой, но через несколько секунд он убедился в том, что она жива. Ее пальцы бессильно цеплялись за песок и выпускали его. Волосы, зеленые от тины, падали на некрасивое лицо с мелкими чертами. Аэйт остановился возле того места, куда приносили ее волны, сел на корточки и стал ждать. Холодные руки коснулись его, по телу женщины пробежала дрожь, и ее лицо показалось над водой.
— Зачем ты тревожишь меня, Аэйт, сын Арванда? — спросила она тихо. Из ее рта вытекла вода.
— Мир полон богов, которые знают мое имя, — пробормотал Аэйт. — Я лишь хотел бы помочь вам, госпожа.
— Я Ран, повелительница Берега, — сказала женщина. — Оставь меня умирать, Аэйт.
Волна захлестнула ее с головой и унесла прочь. Прошло несколько минут прежде чем она появилась снова. Аэйт терпеливо ждал.
— Ахен скоро погибнет, — проговорила Ран. — И я погибну вместе с ним.
— Почему?
— Когда истинные горожане уходят и на смену им приходят Завоеватели, не остается уже такой силы, которая спасла бы город, — шелестел голос.
Волна потащила ее обратно. Аэйт протянул вперед руку и задержал на миг женщину над поверхностью воды.
— А боги? — спросил он.
Большие бесцветные глаза Ран смотрели на него, отуманенные болью.
— Боги сильны верой людей, — сказала она и выскользнула из его рук.
Снова пауза. Новая волна прибоя.
— Госпожа Ран, — позвал Аэйт, склоняясь над водой.
— Что тебе нужно, младший сын Арванда?
— Почему нельзя восстановить разрушенные башни, отлить новые колокола? — быстро спросил Аэйт.
— Когда город умирает, новые стены не стоят, новые колокола падают и разбиваются, маленький Аэйт. Люди сильнее городов. Люди сильнее богов…
С пузатого корабля матрос крикнул: «Берегись!» и выплеснул за борт ведро с нечистотами. По воде поплыли жирные пятна. Ран исчезла.
Аэйт отвернулся. Его затошнило.
Внезапно он сообразил, что Косматый Бьярни куда-то исчез. Ведь они собирались позавтракать. Куда делся пират? У Косматого было немного денег. Он хвастался ими Вальхейму перед тем, как убить его.
И тут Аэйт услышал за спиной громкий радостный крик:
— Вот он!
Совсем близко грохнули сапоги. Аэйт вскочил.
Косматый Бьярни стоял на помосте, под виселицей, и веревки касались его плеча. Он широко улыбался, указывая на Аэйта пальцем.
— Хватайте его! — крикнул Бьярни. — Болотная нечисть! Вампир!
Толпа возбужденно загудела. Еще минуту назад площадь была почти пуста.
Метнувшись в сторону, Аэйт влетел в растопыренные руки какого-то дюжего матроса. Его окатило крепким запахом табака и портянок. Он увидел мокрые губы и два железных зуба. На одном из толстых пальцев было наколото кольцо.
Аэйт резко присел, увильнув от этих лап и, петляя, побежал прочь от берега. Вокруг свистели и кричали. Два камня хлопнули его по спине.
