Огнерожденный - Афанасьев Роман Сергеевич
Но больше всего его беспокоили мысли о Боге Огня. За всю дорогу он ни разу не обратился к Энканасу с молитвой. Подмастерье боялся, что наткнется на холодную пустоту, означавшую начало конца света. Однажды он уже ее почувствовал – там, на ночной дороге, сидя в повозке с ранеными солдатами. И это чувство Фарах запомнил навсегда. Он не мог себе позволить наткнуться на такую пустоту еще раз, просто не мог и все. Подмастерье не вынес бы этого. Ведь это означало бы, что Энканас, всеблагой Бог Огня, побежден Тайгреном, и что дни людского рода сочтены. Мир трех государств балансировал на краю гибели, ожидая вторжения северной орды, и так же на краю бездонной пропасти стоял и мир Фараха. Подмастерье не мог позволить себе раскачивать его. Он хотел сохранить равновесие, удержаться от падения, остаться в своем уме. Вот и все. И всю дорогу, от Хальгарта до столицы Сальстана, он пытался удержаться на краю темной бездны безумия. И это ему удалось. Когда дорога подошла к концу, Фарах вздохнул с облегчением. Он выдержал это испытание. Оставалось только добраться до города.
Но на окраинах Таграма путешественников ждал неприятный сюрприз – в столицу непрерывным потоком стекались беженцы из соседних деревень. Люди, напуганные слухами о том, что орда уже штурмует границы Сальстана, хотели укрыться за белоснежными стенами Таграма, найти в нем убежище. Столица была для сальстанцев символом силы и порядка, и они спешили к этому символу, надеясь получить у него хоть немного надежды на светлое будущее. Но город, и так переполненный жителями был закрыт. Таграмцы вовсе не радовались пополнению, им хватало и своих забот.
Вокруг Таграма вырастали лагеря беженцев, покинувших родные места вместе с родственниками и со всем добром. Они сбивались в толпы и пытались отвоевать у местных хоть клочочек земли, надеясь на то, что столицу будут защищать всеми силами и им удастся уцелеть. Они строили свои маленькие городки, состоящие из палаток и шалашей. Это были поселения грязных и голодных людей потерявших смысл жизни. Завидев путешественников, они набрасывались на них, умоляя взять их с собою в Таграм.
Здесь по-прежнему лежал снег, и было все так же холодно. Но этот легкий морозец не шел ни в какое сравнение с тем, что стоял в Хальгарте. Вся округа была присыпана мокрым снегом, но подмастерье знал – это все временное, наносное. Этот снег не имел никакого отношения к тому, что устилал равнины севера. В нем не было зла.
На подъезде к городу одну из повозок пришлось бросить. Обезумевшие крестьяне набросились на нее и принялись нагружать своим скарбом. Два приказчика перебрались к Перро. Всем вместе им удалось отогнать беженцев от своей повозки. Дальше ехали в тесноте, не разговаривая. Все путешественники были подавлены происходящим, разговаривали редко, все больше молчали. На душе стало скверно.
И все же им удалось пробиться к огромным вратам Таграма. Они были открыты, – в город шел поток обозов, везущих припасы и оружие. Столица готовилась к осаде. Королевские гвардейцы следили за порядком, тщательно осматривали каждую повозку, проверяя, нет ли в ней беженцев.
Перро удалось вклиниться в один из обозов, и путешественники быстро добрались до ворот. Сначала их не хотели пускать, но к счастью в леаранце быстро признали столичного жителя. Перро был известен в торговых кругах, – и своей удачливостью и благотворительностью. По счастью с солдатами стоял один из жрецов Храма Южного Огня, – он то и опознал торговца. Это было неудивительно – Перро регулярно жертвовал этому храму немалые суммы, надеясь на покровительство Энканаса. Жрец, узнав, что леаранец возвращается из торгового путешествия с крупной прибылью, тут же велел солдатам пропустить повозку.
Так Фарах вернулся в Таграм. На этот раз он рискнул показаться на глаза стражникам – ведь рядом с ними стоял жрец, он мог случайно видеть его раньше и узнать в помощнике торговца воспитанника. Этого Фараху не хотелось. Он подождал, пока ворота останутся позади, а потом распрощался с Перро. Тот, помня, что случайный попутчик спас обоз от нападения разбойников, уговаривал его остаться, говорил, что примет на работу, а может и возьмет в долю. В эти лихие времена торговец хотел иметь в своем распоряжении опытного бойца. Но Фарах вежливо и твердо отказался. Он еще не знал, что будет делать дальше, но был уверен, что торговля – не его стезя. Расстались они тепло, по-доброму. На прощанье Перро сказал, что двери его дома всегда будут открыты для Фараха, и крепко его обнял.
Бредя по улицам, куда глядели глаза, подмастерье чувствовал себя потерянным. Он достиг цели – вернулся в столицу, и теперь, когда его планы сбылись, растерялся. Он не думал о том, что будет дальше. Не загадывал так далеко, хотел просто вернуться и все. Теперь он не знал, что делать и куда идти. Поэтому он просто шел вперед, в никуда, пытаясь найти себя.
Выйдя на Королевскую Площадь, к стенам дворца, он вдруг почувствовал что просыпается. Фарах пошел быстрее, стараясь посетить все те места, где он бывал раньше. Ему казалось, что еще немного и он найдет то, что потерял по дороге из Хальгарта в Сальстан. Свою часть, ту, что верила в добро и надеялась на лучшее.
У Совиного Урочища, наткнувшись на компанию школяров, Фарах внезапно вспомнил, как дед рассказывал ему про звезды. Он вспомнил его улыбку, его умные и добрые глаза – и чуть не заплакал. Проходя через перекресток, где торговали цветами, подмастерье улыбнулся, припоминая симпатичную цветочницу. Волна тепла затопила его, заставив оттаять душу, заледеневшую в лесах Хальгарта. Пройдя еще один перекресток, Фарах понял, что идет к приюту и все-таки заплакал.
Со слезами на щеках, он добрел до знакомых ворот. Ему было плохо, он чувствовал себя отъявленным негодяем и мерзавцем. Он знал, что предал друзей, оставил их на сервере сражаться с воинством тьмы, а сам позорно бежал на юг. И это знание заставляло его сердце сжиматься от боли.
Глядя на закрытые ворота приюта, Фарах никак не мог решить, – постучаться, или пройти мимо. Састион, Васка, Сасим. Они уже никогда не вернутся сюда. Килрас, Грендир… Где они теперь? Возможно, их останки мерзнут в снегах Хальгарта, а Фарах, живой и здоровый вновь стоит у ворот дома, давшего ему новую семью. Семью, которую он предал.
Отвернувшись, подмастерье побрел прочь. Он понял, что никогда больше не вернется сюда. Он не мог позволить себе вновь прийти туда, где жили его друзья. Может быть потом, когда боль в груди утихнет, и он вымолит прощение у памяти погибших, – лишь тогда он сможет вновь переступить порог этого дома.
Выйдя вновь к Совиному Урочищу, подмастерье вспомнил о Ламераносе, и остановился, пораженный до глубины души. Как он мог забыть об ученом! Ведь именно из-за него он и собирался вернуться в Таграм! Ему необходимо навестить ученого. Обязательно! Он мог знать, что нужно делать. Он мог найти ошибку в предсказании… Ведь его еще никто не отменял. Фарах чудом избежал смерти, но два месяца еще не прошло. Оставалось еще пара недель или даже больше. Именно с Ламераносом можно было поговорить о войне и об орде. Вдруг он придумает какой-нибудь выход! Как он мог забыть обо всем этом?
Фарах вытер рукавом внезапно вспотевший лоб и только теперь почувствовал, что окончательно пришел в себя. Он вернулся. Вернулся в Таграм, к прежней жизни и стал самим собой. Его душа, замороженная войной, оттаяла. Теперь он точно знал, что нужно делать. Нужно идти к ученому. Но сначала надо было разобраться еще с одним делом.
Приняв решение, Фарах направился в сторону Южного Храма Огня. Придя в себя, вернувшись в реальный мир, он захотел, наконец, испытать судьбу. Подмастерье знал, что ему просто необходимо обратиться к Энканасу. Он очень хотел это сделать, чтобы все-таки понять – удержался ли мир на краю пропасти, или уже катится в бездну. Фарах по-прежнему боялся наткнуться на холод и пустоту, как это уже было с ним тогда, на севере. И если это случиться, пусть это произойдет в Храме, где жрецы смогут его понять и поддержать. Так, и только так следовало поступить. Если Энканас по-прежнему восседает на своем огненном троне и все также благосклонен к детям своим, то, возможно, он дарует недостойному воспитаннику прощение, сжалиться над ним и все-таки ответит на призыв. Фарах очень нуждался именно в прощении. И в ответе. Сейчас ему был только один путь – в храм.
