Кристофер Голден - Обманный лес
Эмили на мгновение задумалась.
И в ту же секунду существо испустило дух. Его глаза навеки закрылись, сердце перестало биться. И почти сразу же оно начало таять, истончаться, как солнечный свет, ускользающий за край мира на закате. Через несколько секунд после того, как процесс начался, он исчез, как будто его и не было.
– Хохотун, – негромко произнесла Эмили Рэнделл.
Уолт Сарбекер стоял все на том же месте, таращась на пустую мостовую, когда на подмогу ему подъехали другие полицейские. Мужчина, который напал на нее, объяснила Эмили, сбежал. Детектив Сарбекер сделал один выстрел, который спугнул его. Он спас ей жизнь, заявила она.
Нет, она не может объяснить, почему он не говорит.
Пение крыльев Смычка, словно призыв к оружию, огласило воздух. Дракон взмыл высоко над полем битвы и исчез. По прибытии они решили, что Смычок проникнет в крепость и попытается оценить масштабы сопротивления, с которым им придется иметь дело. Если ему удастся быстро отыскать Натана, тем лучше.
Почему-то, когда дракон влетел в одно из высоких окон и оказался вне пределов видимости и даже слышимости, Томаса охватила дрожь. Пронзительный ветер, гулявший по каменистому плато на вершине горы, пробирал до костей, но дело было не в нем.
Где-то в недрах этой крепости его сын до сих пор жив. Он знал это. И они вытащат его, так или иначе.
– Ти-Джей, берегись! – проревел тягучий голос.
Сестры Примат выскочили из крепости и бросились в бой. Громадные горные гориллы могли одним движением разорвать человека на куски. Но для этого им нужно было до него добраться. Лесные стражи двинулись им наперерез. Их ветви хлестали обезьян, сдерживали их напор. Брауни прорвался сквозь их строй и схватился с одной из тройки горилл. Томас слышал его яростный рев и видел рваные раны, которые когти Брауни уже оставили на морде обезьяны.
Но теперь одна из сестричек прорвалась сквозь строй стражей. Они были великанами, но временами это оборачивалось против них же. Их хлещущие ветви мешали друг другу.
– Это которая? – крикнул генерал Арахисовое Масло, с занесенным мечом бросившись горилле наперерез.
Томас взглянул на нее, громадную, слюнявую тварь, которую шакал Фонарь послал уничтожить их. Он знал ее. Ведь это он ее создал. Когда Томас впервые попал в Обманный лес, сестер Примат не существовало.
– Ребекка, – ответил он.
Генерал преградил Ребекке Примат путь, и Томас посмотрел в ее глаза. Его охватила ужасная грусть. Она жаждала его смерти. Да, таков был приказ Фонаря, но все равно знать это было жутко.
Генерал Арахисовое Масло занес меч, рубанул Ребекке по рукам, чтобы помешать ей ударить его. Она упала навзничь, он подскочил и изо всех сил всадил в Ребекку клинок; она взревела от боли и ярости.
И испустила дух.
Томас заплакал.
А деревья закричали.
Двое из лесных стражей – Чернокорый и Краснолист, на взгляд определил Томас, – были объяты огнем. Он с ужасом смотрел на них, потом охватил взглядом все поле сражения. Генерал мчался к горящим деревьям, в то время как Брауни все так же дрался с Абигайль Примат, а капитан Толстосук пытался поймать ее сестру Коретту в кольцо своих ветвей. Защищал Томаса, хотя его подчиненные были в огне.
Это было уже слишком.
Томас бросился к ним, умоляя прекратить. Остановить смерть. Он даже не понимал, что говорит, в голосе его звучал один лишь ужас. Слезы высохли, и он ощущал внутри только онемение и пустоту, пустоту, где должен был быть Натан.
Двадцать футов отделяло его от битвы, от пылающих деревьев и от его отца, который даже в эту минуту забирался на кричащие деревья, отсекал горящие ветви, пытаясь спасти их этой ампутацией. Томас увидел, как солнце отражается от жирного коричневого арахисового масла, которое покрывало все тело Шона Рэнделла, и передернулся от отвращения.
Это не вымышленный мир.
Внезапно в единой вспышке он вспомнил, как обедал с Франческой, казалось, так давно и далеко. Она сказала, что Обманный лес в каком-то смысле пугает ее. Томас тогда не понял ее. Но теперь он взглянул на своего отца, на это безумное страшилище со сверкающим мечом, и осознал, что именно она имела в виду.
Понял этот страх.
В вышине раздалось безумное кудахтанье, заключающее в себе одновременно карканье и злобный хохот. Они слились в единое целое. Над ним на крыльях черных как ночь парил ворон Барри, поглощая солнечный свет и с презрением отражая его. Еще одно существо, которое Томас считал другом, считал добрым, перекинулось на сторону свирепого шакала Фонаря, когда настал момент истины.
Относительно судьбы ворона Дэйва, брата Барри, который предупредил его, у Томаса не было никаких сведений. И никакой надежды.
В когтях Барри держал длинную веревку, с которой капала вода. Она была мокрой насквозь. Но к концу веревки был привязан горящий факел, завернутый в шерстяные тряпки. Массивная штука, невероятно большой огненный шар. Теперь, глядя на него, Томас понял, каким образом загорелись Чернокорый и Краснолист.
Ворон спустился ниже, готовясь протащить пылающий факел сквозь верхние ветви капитана Толстосука.
С упавшим сердцем и мгновенно заледеневшими легкими Томас быстро потянулся за спину, вытащил из колчана стрелу, кинул ее на лук, натянул тетиву и спустил ее. Он смотрел, как стрела плывет по воздуху, и понимал, что до сих пор лишь присутствовал при битве. Они сражались за него, за него и за Натана, а он умышленно держался в стороне от собственно сражения.
Стрела нашла свою цель. Она пронзила тело Барри, остановив его на лету. Ворон без единого вскрика камнем понесся вниз и беззвучно рухнул наземь.
Томас убил ворона Барри. И тем самым начал убивать Обманный лес.
Краснолисту и Чернокорому пришлось отступить, чтобы огонь не перекинулся на их товарищей стражей. Несмотря на все усилия генерала Арахисовое Масло, который в самый последний миг был вынужден спрыгнуть на землю, оба дерева пожирало неугасимое пламя.
Капитан Толстосук вместе с двумя уцелевшими лесными стражами, Козодоем и Осенью, обступили распахнутые ворота в крепость шакала Фонаря. Они были слишком велики, чтобы войти внутрь, но очистили дорогу. Или почти очистили. Абигайль и Коретта Примат продолжали преграждать им путь, хотя генерал и Наш Мальчик теснили Коретту.
Абигайль молотила себя в грудь и готовилась кинуться на Брауни. Рваные раны у нее на морде сильно кровоточили. На его горле остались отметины от ее пальцев в том месте, где она стиснула ему шею, вероятно, пытаясь сломать ее.
Никогда в жизни Брауни не приходилось вести себя, как тот, кем он являлся, – громадный медведь гризли.
Абигайль Примат набросилась на него, ее толстые кожистые лапищи пытались ухватить его так, чтобы нанести как можно больше вреда. Брауни взревел, привлекая внимание Томаса и генерала. Но они вели свой собственный бой. Он развернулся, пытаясь сбросить гориллу, но та обеими лапами уже вцепилась ему в пасть и пыталась сломать ему челюсть.
