Грег Бир - Хорал забвения
— Да, раньше их было маловато.
— И мы побывали на Луне.
— Я тоже была один раз на Луне, — заявила Улатх. — Там такие прелестные сады.
— Простите? — Майкл вытер руки белой льняной салфеткой.
…Стены комнаты Бан…
…Эмма Ливри, еще одна пешка…
— Нет, наша Луна не такая, — возразил Майкл, быстро придя в себя. — Она безжизненная, ни воды, ни воздуха.
— Сады есть для того, кто их видит, — заметила Улахт.
— Улатх бывала всюду, — сказал Майклу Николай. — Она была знакома с королем Артуром.
Улатх взглянула на Николая с легкой укоризной и снова повернулась к Майклу.
— Никому из нас не удалось толком прочесть твою память.
— Да? — Майкл подумал, что Улатх изучила его ауру весьма основательно.
— Твои планы и намерения остались неясны. В Иньясе Трае вежливость требует быть открытым. Николай, к примеру, вполне открыт.
— Мне скрывать нечего, пока поблизости нет мужчин, — ухмыльнулся Николай.
— Здесь нет мужчин, — заверила Улахт. — Нас интересует Майкл…
Едва ли стоило выкладывать все. Майкл сказал, что попал в Царство случайно. Он упомянул о музыке Валтири и пропустил значительную часть дальнейшего. Лишь вскользь коснулся своего обучения у Журавлих и рассказал о Линь Пяо Тае, не упомянув о книге. Улатх сосредоточенно внимала, и когда Майкл закончил, погладила его по руке. Это было холодное, наэлектризованное прикосновение, совсем не так гладила Элевт.
И Бан Часов. «Даже если при этом окажешься пешкой в игре тех, о ком ничего не знаешь?»
— Пойдемте, — чуть грубовато сказал Николай. Он встал и оправил на себе городской наряд. — Найдем Эмму.
Они покинули дом Бан и, миновав рощу, подошли к небольшому каменному особняку. Он был окружен тополями и лиственницами. С одной стороны матово поблескивала зеркальная гладь озера, рассеивая утренние лучи. По озеру, словно персонажи карнавального шествия, скользили лебеди, и расходящиеся от них волны покачивали лилии.
Тяжелая деревянная дверь особняка укрывалась под аркой с резными, высотой в фут, изображениями святых. Майкл никогда не бывал в церкви и не узнал ни одного из них. Николай перекрестился, глядя на барельеф, и пробормотал:
— Святой Петр.
Он взялся за тяжелый дверной молоток в виде головы дракона и дважды стукнул.
— Она просто очаровательна, вот увидите, — пообещал он.
Дверь приотворилась, и высунулась голова с худым лицом, обрамленным прямыми волосами. Коричневые глазки быстро оглядели пришельцев.
— А, Николай.
Дверь отворилась шире. На пороге стояла женщина довольно необычной внешности. Ростом около четырех футов, худая как соломина, в черном платье с длинными рукавами, тощие руки обтянуты белыми перчатками. Выражение лица с опущенными, должно быть, от природы, уголками рта и насмешливо поднятыми бровями, казалось, говорило: «Меня легко задеть, лучше не связывайтесь со мной, — кусаю без предупреждения».
— Можно к Эмме? — спросил Николай.
— Тебе — всегда. А это кто?
Женщина посмотрела на Майкла, как на крота, принесенного из сада кошкой.
— Знакомый, Мари, — ответил Николай. — Он с Земли.
Выражение лица Мари слегка смягчилось.
— Недавно?
Майкл кивнул.
— Идемте со мной. Она наверху, танцует.
Они поднялись следом за Мари на второй этаж. В коротком коридоре с зеленовато-голубыми стенами была полуотворена двустворчатая дверь. Мари вошла первой.
— Эмма! — визгливо крикнула она. — У нас гости. Николай с каким-то…приятелем.
Помещение напоминало танцевальный зал Ламии в доме Изомага, но было поменьше и хорошо освещалось дневным светом.
У стены стояла девушка чуть старше Майкла, в наряде танцовщицы. Юбка прикрывала колени. Черные волосы были зачесаны назад и завязаны в пучок. Красивая длинная шея и изящные тонкие руки напоминали о лебедях в озере. Завидев Николая, девушка подбежала и обняла его.
— Mon cher! — воскликнула она. — Как я рада тебя видеть!
Она отступила на шаг, обошла вокруг Николая и повернулась к Майклу.
— Не обращай на него внимания, он опасный сердцеед, — заявил Николай. — Уж я-то знаю.
— Человек! — обрадовалась Эмма. Она протянула руку, и Майкл ее пожал. Рука была розовая, теплая и нежная, как цветок. Однако на тыльной стороне ладони кожа отличалась необычно бледным оттенком и образовала небольшие складки, как от давнего ожога.
— С Земли, — добавила Мари. — Недавно.
— O! C’est merveilleux! — Эмма по-детски захлопала в ладоши. — Николай, ведь не зря ты нашел его и привел сюда, значит, он может поговорить с нами и рассказать о своей родине?
— Ну, вероятно, — пробормотал Николай. — Я готов сделать что угодно, лишь бы доставить радость Эмме, — признался он Майклу.
Мари принесла столик, они придвинули к нему деревянные стулья и сели.
— Мари, — сказала Эмма, — принеси вина и что-нибудь из тех вкусностей, которые нам прислала Бан.
Она повернулась к Майклу с ослепительной улыбкой, потом закрыла глаза и прямо-таки всколыхнулась от удовольствия.
— Вы откуда?
— Из Калифорнии.
— Калифорния… где же это? А, я знаю! Les Etats Unis. Я там никогда не была. Это, кажется, пустыня, очень сухая?
Мари принесла пирожные, вино и стаканы. Пирожные были из гречневой муки. Когда Майкл отчасти утолил любопытство Эммы, рассказав о своем родном штате, она спросила, бывал ли он когда-нибудь во Франции.
— Нет, — ответил Майкл.
Эмма опечалилась.
— Но, может быть, вы что-нибудь знаете о Франции? Как там сейчас? Который теперь год?
— Был тысяча девятьсот восемьдесят пятый, когда я покинул Землю.
— Покинули? Вы это сделали по своей воле? О… А меня забрали. Я, конечно, благодарна…
Казалось, Эмма вот-вот заплачет, но секунду спустя она просияла и коснулась руки Майкла. Николай смотрел на это с нескрываемой ревностью.
— Так что же было в Париже, во Франции, когда вы покинули Землю? Мне так много хочется узнать!
Майкл обратился за помощью к Николаю.
— А когда… э-э… Эмму забрали оттуда?
— В тысяча восемьсот шестьдесят третьем, — мрачно ответил охотник. — Для нее это был несчастливый год.
— Очень несчастливый, — подтвердила Эмма без малейшей грусти. — Значит, прошло… больше ста двадцати лет. Я тут почти не ощущаю время. Сидхи добры ко мне, но я иногда себе кажусь их игрушкой.
— Они тебя любят, — заверил Николай, потом поднял брови и скривил губы. — По крайней мере, насколько способны любить.
— Я для них танцую. И они к этому так странно относятся! Вообще, сидхи могут танцевать гораздо сосредоточеннее, грациознее, даже естественнее, чем я, но это лишь предположение. Говорят, я волшебница танца, потому что у меня вообще нет волшебства. Все зависит только от тела, никакого колдовства, никаких иллюзий. Ах, но если бы я осталась на Земле…
