Николаос - Пять ночей. Вампирские рассказки
— Он еще не скоро умрет, миленькая.
— Ну а когда…?
— Они все будут знать задолго и будут готовы. Это не страшно. Просто он сам выберет день, и они убьют его.
— Лучше только смерть во сне… — тихонько пробормотала я.
— Вот уж чего не хотел бы, так это умереть во сне.
— Ну да. Ты же должен все контролировать. Послушай, а если он не захочет? Они смогут его превратить?
— Боюсь, что нет. Когда столько времени принимаешь нашу кровь пусть микроскопическими дозами — получаешь иммунитет и никогда уже не сможешь превратиться. Но, как я уже говорил, Уильям еще очень не скоро умрет. При том ему не было тридцати, когда он стал сателлитом, и поэтому даже в предсмертный момент он не будет выглядеть как…
— Как Соня Кортес?
— Да, в общем. Он будет молодым и красивым, почти как сейчас. — Демон вдруг повернулся ко мне, и я подумала, что не должна была заводить этот разговор, а тем более вспоминать Соню. Но он, казалось, не обратил на это внимания. — Кстати,
Дагни, сколько лет твоему брату?
— А при чем тут Джимми? — Меня кольнула тревога. — Он что?… Ты хочешь сказать,
он чей-то?
— Нет, он чист. — Демон снова откинулся на спинку. — Он ничей.
Я не произнесла ни слова до самого аэропорта. Мне просто хотелось быстрее долететь и наконец сделать то, что следовало сделать давно.
В Бостоне они подвезли меня до казино Пенни. В машине я обнялась с Уильямом и попрощалась с его семьей. Демон сидел за рулем, и ему я могла лишь кивнуть. Не знаю, у меня было ощущение, что с ним мы не прощаемся. Мысль о том, что сателлит уже не сможет стать вампиром, не давала мне покоя и не позволяла думать ни о чем больше. Демон сказал — Джимми чист. А подумал — почему он чист? Я тоже хотела бы знать.
Меня впустили безо всяких проверок. Кроме Мастера Филадельфии в комнате были мой брат и Улисс, друг Данте, смуглый и золотоглазый, как в рассказе Брэдбери о марсианах. Только глаз у него был всего один.
Пенни хотела меня обнять, но я не далась. Джимми даже не попытался. Он хорошо меня знал и отлично ориентировался в моем настроении.
— Как прошла поездка? — спросила Пенни.
— Охренительно. Просто превосходно. — Я небрежно швырнула ноутбук на пол. -
Одного не пойму, зачем ты туда меня послала?
Джимми смотрел на меня с тревогой и недоумением.
— Ты о чем, Даг?
— А ты не лезь. Послушай, Пенни, я же не идиотка. Это ведь ты заказала статью моему редактору. И чтобы писала ее именно я. Зачем?
— Я хотела… — Даже не пытаясь отрицать, Пенни улыбнулась своей солнечной улыбкой, но за ней были острия, я это знала. Она подошла ко мне ближе, и я отодвинулась. — Я хотела, чтобы ты увидела Эркхам. Свет в нашей жизни. Чтобы узнала нас лучше и поняла. Я хотела, чтобы мы стали ближе.
— Ближе? Пенни, это хороший ход, но ты добилась обратных результатов. То, что для вас свет, для меня глубокая тьма. Гораздо более глубокая, чем ты, Демон,
Сидди и прочие. Знаешь, раньше я не считала вас нечистью, чем-то сверхъестественным, но сейчас… Господи. Я думала, вы все заражены, просто мутанты, и все можно объяснить физикой, биологией, генетикой и еще фиг знает чем.
Но это не так. Я не знаю, кто вы, если вы сами не знаете, как могу знать я?! И вся эта большая честь — ерунда! Что бы я ни услышала о благоговении, вы дико боитесь эту вашу Эркхам, боитесь до смерти и больше смерти — это единственное,
что я усвоила. То, что я чувствовала, было именно страхом. И хотите знать объективную мысль по этому поводу?
— Нет, — сказал Улисс спокойно.
— Она такая же, как и вы, просто питается не кровью, а негативом. А позитив, от которого вы впадаете в экстаз — просто продукт ее жизнедеятельности! Она думает о вас не больше, чем люди — о растениях, когда выдыхают углекислый газ. Такой симбиоз идеален, да, но в глубине души вы знаете — стоит замахнуться на этот культ, и последствия ее гнева поразят воображение. Вы это знаете. И боитесь. И будете обожать ее всю вечность, потому что выхода нет.
А что до вас самих, теперь я даже готова поверить в идиотскую теорию вампиризма про демоническую сущность, занимающую тело мертвого человека. Вы кто угодно, но и близко не люди, от людей в вас одна оболочка! Ты ведь только притворяешься,
Пенни, — я смотрела прямо ей в лицо. — Даже моргаешь и дышишь специально для меня. Да если бы могла, ты бы со мной на пляже загорала! И папа это знает,
поэтому он считает тебя мертвой. Потому что это так и есть.
— Не кричи на нее, девочка, — сказал Улисс, чуть-чуть менее спокойно. — Иначе я могу забыть, кто ты. У меня ведь уже бывали провалы в памяти.
— Улисс… — сказала Пенни, но я ее перебила:
— Все нормально, дорогая тетя, это нормальная реакция. Я же просто пища. А ты -
Мастер штата. Я ухожу, Джимми, ты идешь?
— Дагни, остынь…
— Ты идешь? Ты еще мой брат? Или ты уже ее собственность?
Джимми попытался остановить меня, но ему мне тоже было что сказать. Это до сих пор жгло в груди, будто кто-то потушил о мои легкие сигарету.
— Я не ее.
— Вот это меня и беспокоит. Джимми, тебе двадцать девять. Почему ты еще не ее сателлит?
Такого он не ожидал, отступил, зрачки расширились. Я поймала его за руку.
— Это то, что я думаю? Ты хочешь стать вам… Джимми, да ты что, спятил?!
Господи!
Он попытался вырваться, но я не пускала.
— Черт тебя дери, Джимми! А как же Манола? А мы все?! Подумай, что будет с папой!!
Он молчал, и я врезала ему по морде, от души, так, что он не устоял на ногах. Я чуть не плакала, на это ушли мои последние силы. Я стала на колени и обняла его,
он обхватил меня, так крепко, как не обнимал уже давно.
— Джимми, дурак ты набитый, не смей этого делать! Пойми, ты станешь совсем другим, это будешь уже не ты! Все те прелести, которые ты сейчас видишь в том состоянии, не будут иметь значения и потеряют смысл; ты потеряешь все, что любишь, а что взамен? Ты и предполагать не можешь, чем станешь, как будешь думать и жить. Не делай этого, я прошу тебя, ведь ты даже пожалеть не сможешь.
Потому что некому будет жалеть. Джимми уже не будет.
— Почему ты изменила свое мнение? — спросил он, отстранив меня. — Ты ведь раньше считала их разновидностью людей.
— Это невозможно рассказать в двух словах, верь мне, и все. И не втягивай Манолу,
