Роберт Говард - БРАТ БУРИ. Сага Медвежьей реки
Сидящий на троне смотрел на Стивена Костигена леденящим взглядом спрятанных в глубоких глазницах и прикрытых под тяжелыми веками глаз. Желтая кожа лица плотно облегала скулы, придавая ему поразительное сходство с египетской мумией.
Вскоре на безжизненном лице появилось что-то отдаленно напоминающее недобрую улыбку. Наконец, сквозь плывущие клубы желтого дыма до Костигена донесся голос:
— Добро пожаловать в Храм Грез, мистер Костиген. А я уже начал было бояться, что больше никогда не буду иметь удовольствия видеть вас. Но, разумеется, даже у самого сильного человека есть свои слабые места, надо только их обнаружить. Вы согласны?
Не дожидаясь ответа Костигена, фигура слегка наклонила голову набок.
Стивен Костиген последовал глазами за этим движением. На шелковой подушке с загадочным выражением на белом, как молоко, лице перед ним восседала юная черкешенка.
— Зулейха! — воскликнул Костиген.
Он пронесся к ней через всю комнату, словно его мощное тело двигала какая-то машина. Костиген в считанные мгновения оказался в нескольких шагах от девушки, но, похоже, на его пути возник какой-то невидимый барьер. Это была даже не стеклянная стена, а нечто более прозрачное, чем стекло, довольно мягкое и податливое. Костиген исступленно бился о невидимое препятствие, его сильные мускулы скрутились в узлы и напряглись, но чем отчаяннее пытался он пробиться сквозь невидимую стену, тем больше она сопротивлялась.
Наконец он, задыхаясь, остановился и снова крикнул:
— Зулейха! Зулейха! Ответь мне! Как мне к тебе попасть?
Черкешенка не отвечала. Она просто сидела и смотрела на действо, разыгрывающееся в нескольких ярдах от нее. Затем она сделала повелительный жест, и из какого-то потайного места за гобеленом поспешно вышел желтолицый слуга. Он нес латунное блюдо, инкрустированное эмалью, за которое какой-нибудь подпольный коллекционер предметов искусства отдал бы целое состояние.
Зулейха протянула руку к блюду и взяла с него длинную латунную трубку с крошечным отверстием. Слуга подкатил на блюде маленький шар с каким-то черным клейким веществом, подогрел его на горячих углях и осторожно залил зелье в отверстие латунной трубки. Зулейха жестом приказала ему удалиться, откинулась на подушки и принялась спокойно рассматривать Костигена, выпуская из трубки клубы серовато-голубого дыма.
— Опиум! Опять наркотики! — вскипел Костиген и развернулся, как бы пытаясь напасть на Катулоса, но последний властно остановил его.
— Это бесполезно, мистер Костиген. Я запечатал рот моей служанке Зулейхе и распечатаю его только тогда, когда мне этого захочется. Что же касается ваших необузданных порывов, мистер Костиген, то, если бы вы попытались подойти к моему трону, вы бы наткнулись на такой же непроходимый барьер, как и тот, что отделял вас от Зулейхи.
— Ах ты мерзавец! — скрежетал зубами Костиген. — Значит, опять то же самое? Храм Грез, пальмы, наркотики и покорные слуги. Но в последний раз мы почти поймали тебя, Скорпион, и на этот раз, клянусь, ты почувствуешь мои пальцы на своей костлявой шее!
Хитрая, насмешливая улыбка исчезла с обтянутого желтой кожей лица Хозяина и сменилась злобным, издевательским оскалом. Огромная, куполообразная голова медленно поворачивалась на тонкой шее, когда Катулос смотрел то в одну сторону, то в другую. Тонкие, пергаментные губы, наконец, открылись.
— Предположим, мы подвергнем испытанию вашу хвастливость, мистер Костиген. Раньше я бы с удовольствием принял ваш вызов и посостязался с вами в отваге, хотя я всегда был, как вы бы сказали, мыслителем. — Хозяин замолчал, и желтый оскал то появлялся на его лице, то исчезал. — Но я уверен, что вы обладаете тем глупым качеством, которое характеризует вас, американцев, и ваших друзей — британцев, качеством, которое вы называете чувством честной игры. Я обращаюсь к этому чувству и прошу вас не вызывать меня на поединок, учитывая мой преклонный возраст.
Катулос откинулся на троне и поднял лицо к кому-то невидимому, витающему у него над головой. Его дикий, как смех какого-то маньяка, издевательский хохот наполнил комнату и эхом отдавался в голове Костигена.
— Вместо этого, — насмешливо скрежетал Катулос, — я обращусь к другому обычаю вашей так называемой цивилизации, к практике судебной защиты. Вы, полагаю, с удовольствием послужите защитником для вашей бывшей любовницы Зулейхи. — Мощный череп снова слегка, но многозначительно наклонился. — Ее обвиняют в предательстве Сына Моря. Самым мягким наказанием для такого преступления служит смерть. Самым строгим — это, мистер Костиген, я даже не берусь описывать. Это надо видеть, чтобы оценить.
Вдруг Желтолицый поднялся во весь свой громадный рост — почти в семь футов от обутых в сандалии ног до черепа азиатской формы. Длинная рука с невероятно длинными костистыми пальцами указывала на черкешенку.
— Я выступаю как ее обвинитель, — угрожающе скрежетал Катулос, — а моим защитником я назначаю…
Огромная голова коротко откинулась назад, и Хозяин разразился беззаботным смехом.
— Ну кого-нибудь я найду, мистер Костиген. Смертельный поединок; вы против моего защитника, суд методом поединка защитников, где Общество Скорпиона выступает против обвиняемой Зулейхи. Если вы победите, обвиняемую признают невиновной. Ну как, мистер Костиген, согласны?
Американец, чувствуя свое бессилие, помахал кулаком перед высокой фигурой, затем, взяв себя в руки, согласился.
Хозяин хлопнул в ладоши, и гобелен отодвинулся. Слуга в черном одеянии, похожем на пижаму, молча подошел к американцу и поклонился. Подняв глаза, он увидел, что Костиген хочет что-то сказать, и остановил его взглядом и жестом, приложив руку к бессмысленно открытому рту. Это был один из немых слуг Катулоса.
Немой повернулся, делая какие-то жесты, и направился к нише, из которой он появился. Оглянувшись на все еще стоящего Желтолицего и молчаливую красавицу Зулейху, Костиген последовал за слугой из комнаты. Слуга повел его по тихому и безлюдному коридору в роскошную гардеробную. Наполнили ванну, и Костиген выполнил безмолвные указания, раздевшись и быстро скользнув в дымящуюся, ароматную воду. Он даже не понимал, как устало его тело от напряженной работы в поместье Таверела и тяжелой дороги с севера Англии в Лондон, Дувр, Кале и наконец в Храм Грез здесь, в Париже.
Костиген чувствовал, как каждый его мускул приятно расслабляется в горячей воде, омывающей его тело. Понежившись некоторое время в ванне, он вышел из нее и лег на приготовленный для него стол, где безмолвные слуги стали натирать его всевозможными бальзамами и массировать его тело. Наконец, он поднялся, отдохнувший и освеженный. Он стоял, обнаженный, играя мускулами, разминая сухожилия, воображая, как схватит противника за шею, как ветку, в то время как тяжелые кулаки будут колотить по челюстям, как барабанщик по барабану.