Дэвид Эддингс - Владычица магии
Гарион беспомощно огляделся, чувствуя внезапный неодолимый стыд и непереносимое одиночество.
— Я ведь должен был это сделать, правда? — спросил он, ни к кому в особенности не обращаясь и не вполне понимая сам, что имеет в виду.
Взгляды всех присутствующих были обращены на него, но ответа на вопрос так и не прозвучало.
Глава 26
К полудню на небе снова собрались тучи, а где-то вдалеке слышались раскаты грома. Почти дымящийся от удушливого жара город вновь заволокло пеленой дождя.
Грозы гремели над страной ежедневно, почти в одно и то же время, и путешественники уже начали к ним привыкать. Все ушли вниз, в тесное пространство кубрика, и сидели, изнемогая от духоты, ожидая, когда прекратится монотонный стук капель по дереву.
Гарион, сжавшись от напряжения, прислонился спиной к дубовому ребру корабля и, упрямо сжав челюсти, не сводил непрощающих глаз с тёти Пол. Та, не обращая на него внимания, о чём-то тихо толковала с Се'Недрой.
Открылась узенькая дверь, и появился капитан Грелдик, смахивая воду, ручьями струившуюся со лба и бороды.
— Пришёл этот драсниец, Дроблек. Говорит, есть известия для вас.
— Приведи его, — кивнул Бэйрек. Торговец еле протиснулся через узкую щель.
Он весь промок, и на полу тут же образовалась лужа.
— Ну и дождь! — пропыхтел он, вытирая лицо.
— Мы уже заметили, — кивнул Хеттар.
— Я получил послание от принца Келдара, — объявил Дроблек.
— Наконец-то! — воскликнула тётя Пол.
— Он и Белгарат сейчас находятся ниже по течению и, насколько понимаю, будут здесь через несколько дней, самое большее — через неделю. Понять слова гонца было довольно затруднительно. По-моему, он не совсем в себе.
Тётя Пол вопросительно взглянула на торговца.
— Лихорадка, — пояснил Дроблек. — Этот человек — драсниец и поэтому вполне надёжен — один из моих агентов с торгового поста во внутренних районах страны, но, к сожалению, подхватил одну из болезней, которых полно в этом вонючем болоте. И вот теперь у него горячка, правда, есть надежда, что через день-другой полегчает и мы сможем расспросить его подробнее. Я пришёл, как только удалось узнать в общих чертах, что велел передать принц Келдар, поскольку понимаю, как вы ждёте вестей от него.
— Мы очень благодарны тебе за заботу, — кивнула тётя Пол.
— Я бы послал слугу, но в Стисс Торе трудно найти верных людей, да к тому же они могут всё переврать.
И внезапно широко улыбнулся:
— Конечно, дело не только в этом.
— Понимаю, — улыбнулась в ответ тётя Пол.
— Конечно, такому толстяку лучше оставаться на месте и приказывать слугам выполнять все поручения, но из письма короля Родара я понял, что важнее вашей миссии сейчас нет ничего в мире, и решил хоть чем-то помочь.
Потом, криво усмехнувшись, добавил:
— Все мы впадаем иногда в детство, не так ли?
— Насколько серьёзно состояние гонца? — осведомилась тётя Пол.
Дроблек пожал плечами:
— Кто может сказать? Половина всех гнусных заболеваний подобного рода даже не имеют названий, и мы их не можем различить. Иногда люди умирают от них очень быстро, иногда мучаются неделями. Некоторые даже в конце концов выздоравливают.
Всё, что мы можем, — ухаживать за больными и ждать, чем всё это кончится.
— Я сейчас же иду с тобой, — поднялась тётя Пол. — Дерник, достань, пожалуйста, из вьюка зелёный мешочек. Мне понадобятся кое-какие травы.
— Леди Полгара, к таким больным приближаться опасно, можно заразиться, — предостерёг Дроблек.
— Мне ничего не грозит, поверь. Просто хочу подробнее расспросить гонца, а пока не избавлю его от лихорадки, это сделать невозможно.
— Мы с Дерником отправимся с тобой. Осторожность не помешает, — предложил Бэйрек.
— Пойдём, если хочешь, — кивнула тётя Пол, накинула плащ и подняла капюшон.
— Возможно, я задержусь на всю ночь, — сказала она Грелдику. — Вокруг полно гролимов, так что вели своим матросам быть настороже. Поставь на вахту самых трезвых.
— Трезвых, моя госпожа? — с невинным видом спросил капитан.
— Я слышала пение, доносящееся из матросского кубрика, — чопорно заметила она. — Чиреки в трезвом состоянии петь не любят. Поплотнее закройте крышку на бочонке с элем. Ну что ж, идём, Дроблек?
— Тотчас же, леди, — заверил толстяк, лукаво поглядев на Грелдика.
Гариону сразу стало спокойнее после ухода друзей, потому что всё труднее становилось поддерживать прежние гнев и злобу в присутствии тёти Пол. Юноша не знал, что делать. Ужас и ненависть к себе, разъедавшие душу с того момента, как он вызвал пламя, охватившее Чемдара в лесу Дриад, росли и росли, пока выносить их не стало сил. Он начал бояться наступления ночи, потому что каждый раз видел один и тот же сон: горящего Чемдара с обугленным лицом, молящего о милости, и всепожирающий огонь, вырвавшийся из серебристой метки, приносящий ещё большие муки погибающему человеку. Ненависть, сжимавшая сердце Гариона с того времени, как он побывал в Вэл Олорне, умерла в этом огне. Месть оказалась столь жестокой, что юноша ни на кого не мог переложить ответственность за совершённое им и избежать угрызений совести. Сегодняшний взрыв ярости был направлен скорее на себя, чем на тётю Пол. Он назвал её чудовищем, но на самом деле считал лютым зверем именно себя. И когда тётя Пол объяснила, сколько ужасов и тягот ей пришлось пережить ради него, страстное обличение, звучавшее в этом спокойном голосе, — доказательство боли, которую причинили неосторожные слова, потрясло Гариона, а муки совести ни на минуту не давали покоя. Ему было стыдно, так стыдно, что он не мог смотреть в лица друзей и сидел в одиночестве, уставясь в пространство, а в мозгу громом отдавались слова тёти Пол.
Гроза прошла, дождь почти унялся, только редкие капли всё ещё падали в мутную воду реки. Небо постепенно прояснилось; солнце опускалось в последние облака, окрашивая их в пламенеющий алый цвет. Гарион вышел на палубу, безуспешно пытаясь справиться с угрызениями совести. Но тут сзади послышались лёгкие шаги.
— Ты, наверное, очень гордишься собой? — едко осведомилась Се'Недра.
— Оставь меня в покое.
— С чего бы? Наоборот, я желаю объяснить всё, что думаю о твоём благородном негодовании.
— Не хочу говорить об этом!
— Жаль, но я всё равно выскажусь.
— А я не буду слушать.
— Будешь! Будешь как миленький.
Взяв Гариона за руку, она повернула его к себе. Глаза сверкали, крохотное личико пылало гневом.
— То, что ты сделал, непростительно. Тётя растила тебя с самого детства.
