Игорь Федорцов - Камень, брошенный богом
— Сеньора Монна, — обратился я к томящейся неизвестностью матроне, — сеньор Маршалси просит извинить его за отсутствие. Обстановка потребовала срочно покинуть Эль Гураб.
Сеньора Монна молча кивнула, принимая извинения, и потянулась к плечистой бутыли "Альджернон Дук". На такой подвиг даже я бы не решился. В емкости не меньше полведра.
Замешкавшийся слуга, опередил тетушку, хотя подозреваю, она управилась и без него, и налил ей в кубок мистель55. Насколько можно судить по густоте цвета, жидкость содержала просто убийственный градус.
Я подал знак слугам накладывать присутствующим харч по тарелкам и наполнять бокалы и кубки славным вином. Конечно не таким славным как мистель "Альджернон Дук", а гораздо легче.
— Вы еще не покончили с вашим Бергом? — спросила меня между первым и вторым куском маркиза Де Лоак.
— Увы, недруги не всякий раз попадаются на дороге и позволяют себя убить, — бодрячком ответил я, наблюдая, как ловко сеньора выковыривает глаз из запеченной рыбины.
— Как вам это удалось? — любопытствовала Югоне, наколов рыбье око на зуб вилки.
— Стащить хваленный баттардо? — "не вник" в смысл вопроса я.
— Да нет же, — надула губки на мою непонятливость Югоне, — поразить Ренескюра.
— Если бы знал, милая маркиза, непременно стал давать платные уроки, — позволил я себе легкую пикировку. — Наверное, мою руку направило небесное проведение.
— Вы обманываете меня, граф, — рассмеялась Югоне.
До чего симпатично она выглядела! Зря я ей позволил покинуть меня, там на кордоне. Могло ведь что-нибудь и случиться. Чувствуете смысл последнего слова?!!
— Никогда не обманываю женщин, — заявил я со всей серьезность. — Но и правды не говорю.
Маркиза рассмеялась вновь, и её смех мне понравился.
Расслабившись за рюмкой и беседой, я удостоил вниманием сидящих слева. Супруга Гонзаго была непроницаема в чувствах и мыслях. Монна самозабвенно топила тоску в вине, Бона недобро косилась на меня, а Людоед многообещающе подмигивал желтым глазом.
Забудем прошлое! Брось свининки и я променяю подол этой курвы на шпоры твоих сапог! — сулился пес.
Что ж так дешево, — уничижил я "Иуду" в собачьей шкуре.
Не пожрешь пару деньков, скинешь себе цену, — оправдывал измену хвостатый ренегат.
Я перевел взгляд на маркизу. Не совсем конечно на нее. Декольте её темно-вишневого платья, в жемчужной вышивке порадовало глаз. Опережая аморальную мысль, сразу переключился на барда. Несчастный рифмоплет ничего не ел, не пил, сидел как на иголках, выжидая, когда ему позволят сразить нас вокалом и стихом.
— Амадеус, — обратился я к страдавшему песняру. — Будь любезен, исполни для наших прекрасных сеньор несколько своих сочинений.
Бард воспрянул, как богатырь от пригоршни живой водицы. Он отставил нетронутую тарелку подальше и отодвинулся от стола.
— Если будет дозволено, я исполню цикл баллад, посвященный нашему походу к Эшби и Луибассу, — начал с преамбулы служитель муз. — Исполняется впервые. Надеюсь на вашу снисходительность, сеньора Валери. Как мне отрекомендовал сеньор Вирх… граф, ваше мнение как доброй поклонницы поэзии мне важно услышать.
— Начинай, начинай, Амадеус, — поторопил я барда, избегая испытывающего взгляда Валери. Оно и понятно, откуда Гонзаго знать любит его жена поэзию или нет.
Бард запел. Про топот копыт, звон стали и женские глаза в слезах. От его музицирование сеньора Монна, кажется, абсолютно протрезвела. Когда дело дошло до тягот войны, ран и умирания, тетушкины глаза, само собой наполнились соленой влагой. Чудесные исцеления, возвращение и встречи вызвали у Монны легкое всхлипывание.
— Ваше исполнение весьма приятно, — скромно похвалила Валери, ждущего барда.
— Соглашусь с тобой, дорогая, — поддержала её Югоне. — Только, пожалуй, слишком много печали.
— Такова, правда, войны, — глубокомысленно заметил Амадеус, раскрасневшийся от счастья.
— По мне ничего особенного, — подвязалась к разговору Бона. Как же! Она не могла не добавить в бочку меда свой плевок дегтя. — Так поют на каждой ярмарке.
— Вы, сеньора Бона ничего не понимаете, — встала горой за поэта тетушка Монна. — Петь одно, а выражать чувства посредствам музыки и слов совсем другое.
— О чем вы? Какие чувства, милейшая сеньора Монна, — зашипела рассерженной кошкой Бона. — Пусть он лучше споет, как они обошлись с обозом. С сеньоритами Лузой, Валидией и Кариной.
Откуда стерва все знает, — вспыхнул от злости я, — найду блядского стукача — вздерну!
— Кто эти сеньориты, — обратилась ко мне за разъяснениями Югоне.
— Сеньору Эберж интересуют нравы и быт походных маркитанток, — скривился я с брезгливой гримасой. Футы-нуты непотребство, какое. — Что я тебе говорил, — напомнил я барду свое предупреждение и поторопил, — Продолжай!
— Позвольте, я исполню еще несколько баллад, — дополнительно попросил разрешения у дам (вот бабский угодник!) Амадеус. — Исключительно лирических и посвященных особам имена, которых не имею права озвучить.
Я махнул рукой. Давай валяй!
Бард спел. Героиню первой баллады я узнал без труда. Моя сказка о Жанне Д" Арк начинала новую жизнь. Вторая повествовала о прекрасной молочнице, отравившей из ревности возлюбленного молочным пудингом. Третья рассказывала об уродливой тюремщице, позволившей невольнику бежать, в обмен на ласки.
— Женщина воительница? Нонсенс! — категорично заявила Бона. — У нас этим занимаются жрицы Святой Кабиры, но не благородные сеньориты.
Маркиза так же высказала сомнения по поводу последней баллады.
— Признайтесь, милый Амадеус вы придумали сюжет.
Амадеус, раскрасневшийся от волнений, ждал приговора Валери.
— Право я не знаю, — боролась с собой супруга Гонзаго. Ей не хотелось огорчать барда, и в то же время она не особо верила в правдивость историй56.
— Смею заверить, моя фантазия при написании баллад была скромна, — оправдывался Амадеус, не ожидавший единодушного недоверия своих слушательниц.
Знай, перед кем мечешь бисер, сынок! — втихую посмеивался я.
Бард раскраснелся и, по-моему, был близок к апоплексическому удару. Пришлось заступиться за несчастного стихослагателя.
