О'Санчес - Пенталогия «Хвак»
— Я только что хотела сказать то же самое…
Жизнь есть жизнь: коли привал, так тогда и обед не грех сварить, одних лечат, а другие голодны. Да и отдохнуть у костра — также не последнее дело, потому что осеннее солнышко не торопится по утрам прогревать землю и воздух.
Десятница, по имени Гадюка, выставила в дозор двух опытных воительниц, Нож и Быструю, в походе любая предусмотрительность лишнею не бывает… Эх, если бы знали они заранее, что в этих краях встречается подобное… Однако, в любом случае, десять воительниц — надежный заслон против любых угрожающих неожиданностей. Нож и Быстрая встали в дозор. А все же, несмотря на опыт и выучку, пропустили они появление всадника на вороной кобыле…
Ни топота копыт не услышали, ни пыли не увидели: бесшумно раскрылись заросли папоротника — и вот он здесь, на придорожной поляне. Худощавый, дорого и ладно одетый, очень молодой, меч и секира при нем, по местному обычаю…
— Прошу прощения за проявленную неучтивость, судари и сударыни, я без угрозы, но был бы рад помочь. Если это в моих силах?
Юноша, благородных кровей и воспитания, это совершенно явно, однако достоинство сие — вовсе не препона бесцеремонности воинов, проводящих большую часть своей жизни в очень грубых и суровых условиях, и не удивительно, что воительница Нож, раздосадованная собственной оплошностью, поспешила исправить ее насмешкой:
— Без угрозы? В твоих ли силах нам угрожать? И не опасно ли в таком возрасте путешествовать по пустынным местам без папы и мамы?
Юноша замешкался с ответом и даже слегка покраснел, но поглядел в упор на воительницу Нож:
— Опасно в незнакомых местах по любым надобностям отлучаться в одиночку, подставляя случайностям незащищенную спину и иные места, включая филейные.
Нож, багровая от стыда и ярости, зарычала в ответ как можно более грозно:
— Слезай с коня, маленький подглядчик, и стой смирно, отвечая на вопросы, которые тебе могут задать. — И видя, что юноша не торопится исполнить ее приказ, сложила руки крест-накрест на поясе — вжик! И вот они уже — в левой кинжал, а в правой сабля — направлены в его сторону, готовые рассечь грудь и шею вороной кобыле.
Но кобыла, послушная чуть заметному движению руки всадника, развернулась, и юноша, почти не нагибаясь, взмахнул правой рукой, внезапно ставшею очень длинной… Меч в его деснице свистнул вкрадчиво, сталь лязгнула о сталь.
Гадюка видела все, от первого движения до последнего, и огромный опыт ее обрел новые, неизведанные ранее, сильные впечатления: кинжал одной из лучших воительниц отряда выскочил из ее руки с коротким испуганным звяком, а клинок сабли переломился у самой рукоятки и улетел в кусты, никого, по счастью, не задев.
Юноша уже стоял на земле, деликатно перехватив рукоять меча на церемониальный манер — вперед саком, навершием рукоятки, мизинцем к гарде. Впрочем, Гадюка знала, что меч настоящего воина и в таком положении ничуть не менее смертоносен. Юноша оказался высок, почти четырех локтей ростом, и хорошо сложен.
— Сударыня, — с легким поклоном обратился он в сторону окаменевшей Нож, — мы скрестили клинки, и оба устояли на ногах, невредимые. Стало быть, поединок был равный, а предмет спора исчерпан… Ничья.
Нож продолжала молчать. Замерли на месте и остальные свидетели происшедшего…
— Но я готов смиренно признать и собственное поражение, поскольку все, что я хотел, — это помочь во врачевании одной из ваших спутниц… И помочь срочно, ибо рана скверная…
Первый опомнился Бирам, но он был слишком хитер и мудр, чтобы брать на себя бразды правления в этом непростом деле, которое по всем статьям — военное, а не торговое. Пусть вперед Гадюка начнет выпутываться, а уже он тогда подсобит. Купец оказался прав, как и обычно, иначе бы он не был удачливым купцом, но и Гадюка, также по горло набитая опытом и умом, не сплоховала:
— Рана выглядит пакостно, это да, сударь. Мы же идем налегке и знахаря не взяли. Сама я только и умею, что грамотно перевязать. Но тут этого мало, судя по всему, да? Мы рады вашей помощи.
— Да. Чистые тряпки мне надобны и чистая горячая вода, а нужные травы у меня всегда с собой. У рапторов на когтях нечто вроде отравы, от них плоть гниет и стремительный смертельный жар по телу. Есть ли у вас…
— Да, сударь, — перебил его купец. Вот чистейшее полотно, вполне годное на тряпки, а вода уже согрета на костре. Помогите, и я заплачу, сколько скажете.
Юноша коротко взглянул на него, и купец даже поежился внутренне — столько высокомерного недоумения отразилось в этих синих глазах…
— Сие лишнее. Итак… — Вдруг юноша усилил голос и возвестил: — Прошу всех не волноваться, ибо сейчас появится мой зверь, он никого не тронет!
И пусть слова этого громкого приказа внешне походили на просьбу, они возымели необходимое действие, переполоха не случилось… хотя… при других бы обстоятельствах…
Затрещали кусты, и на полянку тяжело вы?прыгнул здоровенный зверь, да из таких, о которых уроженцы Суруги и Лофу только в сказках слыхивали: в два локтя высотой, но длинный, с огромной зубастой пастью, с длинным хвостом, на конце которого также торчала оскаленная пасть, только маленькая, на сильных толстых лапах когти — еще побольше, чем у церапторов… Боги, это же охи-охи! А клыки!.. Ой… А в пасти-то, в пасти…
В зубах у охи-охи болталась добыча: мертвый цераптор, чуть поменьше, быть может, только что убитого, но — тоже весь такой страшный… А вокруг могучей шеи охи-охи свободно обернута ленточка, по виду шелковая, в знак того, что эта кошмарная тварюга — ручная, вроде домашнего песика.
— Гвоздик, спасибо, дорогой. Выпусти его, он сейчас несъедобный. Вот так… Ляг или сядь, но не балуйся, ладно? Нет, ты все хорошо понял!?
Охи-охи зарычал обиженно, испустил тяжелый вздох и, отойдя на несколько локтей от выплюнутой добычи, брякнулся на примятую траву. Хозяин недвусмысленно дал понять, что не расположен шутить и играть, поэтому пропади все остальное пропадом, съедобное и несъедобное, а он, Гвоздик, хорошенько поспит среди этого дурацкого гвалта. Еще вспомните, еще сами играть позовете, да поздно будет, он нарочно не проснется, раз так!
— По следам судя, эта парочка давно за вами следовала, неужто вы не видели?
Воительницы переглянулись.
— Нет.
— Тем не менее. Сейчас мы взболтаем отварчик и на рану польем. Это даже хорошо, что она без сознания, жидкость довольно едкая… Но зато — действенная… И сразу же повязку, поплотнее.
Кто-то тронул юношу за локоть. Он обернулся — это была Нож, с виноватой улыбкой на обычно свирепом лице, а чуть сзади, за ее плечом, стояла Гадюка.
