Леонид Бутяков - Владигор
Размышляя над всем этим, Владигор нередко поглядывал на аметистовый перстень, пылающий на безымянном пальце. Однако упрямо не желал прибегать к его помощи. Уж если, находясь в плену, считал, что обязан справиться сам, то сейчас и подавно должен это сделать. Хотя, например, возможности Фильки-разведчика были бы нынче как нельзя кстати…
Ватага стояла в одной ночи пути от Удока, когда появились первые свидетельства того, что Климоге все же кое-что о них известно. В плен был захвачен гонец, отправленный удокским наместником Мизей в Ладор с невразумительной грамотой о появившихся в окрестных лесах многочисленных разбойниках.
Мизя не просил помощи, а лишь испрашивал дозволения вздергивать бунтарей на березах без суда и разбирательства.
Из сообщения наместника становилось ясно, что Климога хотел узнать о происходящем в окрестностях Удока, в частности, не слышал ли Мизя об исчезнувшем вместе с богато груженной ладьей замостьинском Зотии? Мизя, конечно, ничего о ладье не слыхал, однако не исключал возможности ее разграбления на Чурань-реке.
В своих силах он был абсолютно уверен, считая, что достаточно пройтись с крепким борейским отрядом по близлежащим деревенькам — и порядок будет наведен. Может, что и про Зотия вызнать удастся.
Зачитав грамоту перед ватагой, княжич спросил:
— Кто желает на березах болтаться? Нет таковых? Что ж, друга, выступаем сегодня же! А завтра посмотрим, чьи ноги будут дергаться над землей!..
Воинственными криками ватага поддержала решение своего предводителя. Люди давно рвались в битву ненавистными иноземцами, хотя понимали, что многих из них она может стать последней.
Владигор собрал короткое совещание сотников на борту бывшей борейской ладьи и изложил им свой дерзкий план захвата крепости.
— Две сотни — Третьяка и Саввы — поднимутся левым берегом Звонки. К утру им надлежит выйти к предместью Удока, но ничего более не предпринимать до моего сигнала. По правому берегу и со всей возможной скрытностью пойдет сотня Горбача. В предрассветном тумане они вплавь переберутся на удокскую пристань и захватят ее, дабы не позволить борейцам сбежать из крепости по реке. Они же первыми ворвутся в западные крепостные ворота.
— Как мы откроем их, князь? — удивился Горбач. — Не голыми же руками взламывать! Нет ни лестниц, ни «быков», ни метательных орудий…
Владигор усмехнулся:
— Тебе не придется ломать их. Горбач. Наместник Мизя сам распахнет ворота, встречая долгожданного Зотия. Вот на этой посудине, под флагом Замостья и с разнаряженным Зотием на палубе мы с первыми же проблесками зари причалим к Удоку. Зря, что ли, столько дней кормим нашего поросеночка? Пусть теперь хлеб отработает… На ладье сам пойду. Полусотню ветеранов в борейские латы оденем, привратную стражу для тебя. Горбач, перебьем. А уж дальше ты не плошай. Ясно?
— А мне в обозе плестись? — сердито спросил Ждан.
— И для тебя дело есть, не волнуйся. Когда Третьяк и Савва начнут брать восточные ворота, ты со своей сотней, в драку не вмешиваясь, пройдешь к Лебяжьему порогу и встанешь там по обеим берегам Звонки. И чтобы ни единая душа мимо твоего заслона в Ладор не просочилась!
— Переплут меня забери! — вспылил Ждан.— Все биться будут, а я сложа руки сидеть?
— Ерунду говоришь! По-твоему, Мизя полный дурак? Как только сообразит, что ватага уже внутри крепости орудует, сразу в Ладор кинется. И будут в его отряде лучшие воины. Мне их в крепости не сдержать, обязательно прорвутся. Вот ты их и встретишь, поскольку другой дороги в Ладор из Удока нет, кроме как мимо Лебяжьего порога. Ну, если, конечно, в Заморочный лес не сунутся, в чем я очень сомневаюсь.
Разработав план предстоящего сражения до мельчайших подробностей, сотники отправились поднимать людей в поход. Едва стемнело, как Владигору сообщили: отряды Саввы и Третьяка двинулись на Удок, сотня Горбача переправляется через Звонку, ладья готова к отплытию.
Выйдя на палубу, Владигор отдал команду, и гребцы разом налегли на весла. Черное покрывало неба, усыпанное крупными самоцветами звезд, распростерлось над ним. Княжич мысленно обратился к своему небесному покровителю, ни о чем не моля его, но лишь призывая не отворотить божественного взора от многострадального Синегорья в день первой битвы за Свободу, Правду и Совесть.
Падающая звезда прочертила вдруг мгновенный след по небосклону — и Владигор постарался уверить себя, что это сам Перун подал ему добрый знак…
Крепость Удок, хотя и не могла равняться с Ладором, представляла собой весьма внушительное сооружение. Внешняя стена, точнее, высокий частокол из сосновых стволов, окружая ее с трех сторон, оставлял сравнительно незащищенными лишь причалы на берегу Звонки. Однако внутренняя стена, сложенная из камня, являлась уже гораздо более надежной защитой. Попасть за нее можно было только по подъемному мосту, к которому почти вплотную подступали деревянные причалы.
Восточные и северные ворота пропускали лишь за сосновый частокол, а далее всякий, явившийся в Удок посуху, должен был продвигаться в узком пространстве меж двух крепостных стен — под строгим присмотром стражников — все к тому же подъемному мосту. Правда, существовали еще две крошечные железные дверцы, за которыми скрывались лестницы, ведущие в сторожевые башни. Но врываться в крепость через эти проходы было бы нелепо: два-три хороших латника с легкостью удержат здесь натиск целого отряда нападающих.
В общем, наместник Мизя с полным основанием мог считать свою крепость неприступной. Тем более что в его распоряжении находились три сотни наемников и полусотня из личной дружины князя Климоги. Дружинникам он в последнее время не слишком доверял, полагая, что в душе они сочувствуют бунтарям из окрестных деревушек. Поэтому полусотню предпочитал держать вне крепостных стен, велев ей охранять речные причалы.
Так и получилось, что первыми приближающуюся к Удоку ладью заметили дружинники — и чуть было не подняли тревогу.
Они сразу определили, что ладья борейская. Но откуда ее принесло? Еще не забылась история пятилетней давности, когда взбунтовавшиеся борейцы — здесь же, в Удоке! — перекрыли все пути к Ладору от Чурань-реки, дабы выбить из Климоги плату за службу. Ох, покуролесили они тогда вволю!.. Князь едва откупиться смог. Тех наемников услали на восточные земли с кочевниками биться. Не возвращаются ли нынче?
Громоздкая ладья, с трудом преодолевая встречное течение реки, медленно надвигалась из предутреннего тумана. Послав человека будить наместника Мизю, караульный десятник подумывал уже о том, что надо бы призвать к оружию борейцев, дрыхнущих за крепостными стенами. Останавливало его лишь то, что ладья была одна. Да и станут ли борейцы от своих же Удок защищать, если, конечно, их соплеменники действительно возымели вдруг дурные намеренья? Нет, пусть лучше Мизя сам на пристань явится и сам во всем разберется.
