Линси Сэндс - Высокий, тёмный и голодный
— Правда?
— Угу.
— Кейт, я не думаю… — она внезапно замолчала, когда кузина резко повернулась к ней лицом, и ее глаза сузились.
— Терри, я Кейт. Та самая Кейт, которую ты всегда знала. Кузина, которую ты любишь, и которая любит тебя. Девочка, ты что, начала охоту на головастиков? Ничего не изменилось. И я очень расстроена, что ты боишься меня из-за того, что изменилось состояние моего здоровья, — она замолчала, а потом добавила: — Особенно учитывая тот факт, что я прервала свой медовый месяц, чтобы прилететь сюда и исправить то, что натворил Бастьен.
— Медовый месяц? — прошептала Терри.
— Да. Медовый месяц, — повторила Кейт. — Как только Маргарет позвонила и рассказала о том, что произошло, я настояла, чтобы мы с Люцерном изменили планы и включили Хаддерсфилд, Англия, в наш тур. Затем я оставила Люцерна одного-одинешеньку в "Джордж-отеле" и приехала сюда на поезде потому, что люблю тебя. И хочу, чтобы ты была счастлива. Я никогда не сделаю тебе больно. Если бы я хотела укусить тебя, то могла бы сделать это бесчисленное количество раз, пока ты находилась со мной в Нью-Йорке. Я же не сделала этого. Я не кусаюсь. А теперь пошли, пообедаем и, возможно, поможем тебе наконец-то разобраться во всем. Таким образом ты сможешь принять обоснованное решение.
Терри заколебалась, но затем кивнула:
— Хорошо.
— Бастьен, ты меня не слушаешь, — с обвинением в голосе произнесла Маргарет Аржено.
— Да, мам, слушаю, — нетерпеливо ответил Бастьен. Он даже не потрудился оторвать глаза от документов, которые читал.
— Тогда что я сказала?
Бастьен отложил бумаги, которые просматривал, и откинулся на спинку стула, чтобы всецело уделить внимание своей мамочке. Не то, чтобы она заметила это: Маргарет на него вообще не смотрела, а беспокойно ходила взад и вперед перед его столом. Устало вздохнув, Бастьен начал пересказывать:
— Ты сказала, что сегодня утром получила от кого-то письмо…
— От Винсента, — перебила Маргарет.
— Прекрасно. От Винсента, — покорно повторил Бастьен, а затем замолчал и нахмурился. — И зачем Винсент послал тебе письмо? Он же живет с нами в пентхаусе. Почему он просто не…
— Бог мой! Ты действительно далек от жизни, — прервала сына Маргарет. Остановившись перед его столом и скрестив руки на груди, она нахмурилась, а потом тяжело вздохнула и напомнила ему: — Винсент вернулся в Калифорнию.
— Правда?
— Да. Он улетел домой неделю назад.
— А как же его пьеса? — неодобрительно спросил Бастьен. — Дракула. Мюзикл?
Его мать досадно всплеснула руками и снова начала ходить.
— Постановка прекратилась две недели назад.
— Уже? — Его глаза расширились. — Я должен был пойти на премьеру, но не знал, что она уже будет. Ведь так? — спросил Бастьен, но был совсем не уверен в том, что ему не говорили об этом. А может, он просто не обратил внимания, или это вылетело у него из головы. Он постоянно пропускал все мимо ушей с тех пор, как ушла Терри.
Маргарет снова остановилась, чтобы сказать с преувеличенным терпением:
— Бастьен, премьеры не было.
Он удивленно поднял брови.
— Почему?
— Они закрыли ее. Слишком много актеров отказалось от ролей из-за болезни.
— Какой болезни? — сузив глаза, спросил Бастьен.
Маргарет заколебалась:
— Они не уверены.
Он не мог не заметить, что мать внезапно стала избегать его взгляда.
— Мама! — предупреждающе произнес он.
Вздохнув, та призналась:
— Они не уверены, но, видимо, это какой-то вид заразной анемии.
— Заразная анемия, — повторил Бастьен с отвращением. В мире не существовало такой болезни. И теперь он знал, где все это время питался Винсент, пока находился в Нью-Йорке, и удивленно покачал головой: — Своим ненасытным аппетитом он сам лишил себя главной роли в пьесе! Бог мой! Как ему это удалось? О чем он думал?
— Я не думаю, что Винсент хотел этого, — со вздохом сказала Маргарет. — Думаю, это… Я подозреваю, что он так нервничал по поводу своей главной роли, что просто…
— Он не выглядел нервным, — отрезал Бастьен. Он знал своего кузена четыреста лет. Ничто не могло заставить того нервничать.
— Это правда, — неохотно признала его мать. Но затем выражение ее лица прояснилось: — Ну, конечно же!
— Конечно же, что? — поинтересовался Бастьен, подозревая, что на самом деле не хотел этого знать.
— Ему просто это было удобно.
— Удобно? — недоверчиво повторил Бастьен.
— Угу, — кивнула Маргарет. — Ну, здесь были Этьен и Лиссианна, которые так счастливы со своими вторыми половинками, и Люцерн женился, и ты с Терри… Он, вероятно, чувствовал себя одиноко. Внезапно осознал свой статус отшельника, поэтому и переедал.
— Бог мой! — ее сын откинулся в кресле и покачал головой.
— Бедный мальчик, — пробормотала Маргарет.
— Да уж, бедный мальчик, — сухо пробурчал Бастьен, закатив глаза. Его мать всегда питала слабость к Винсенту: он был ее любимым племянником.
— Может, мне навестить его? — в глубокой задумчивости произнесла она.
Бастьен, услышав об этом намерении, оживился:
— Да, возможно. Твой взгляд на вещи может помочь ему.
— Да. — Маргарет взяла сумку с его стола. — Калифорния прекрасна в это время года.
— Да, я слышал об этом, — ободряюще согласился он.
— Думаю, я поеду. — Она перекинула ремешок сумки через плечо, затем остановилась, чтобы посмотреть на сына. — Ты же знаешь, что я люблю тебя, и никогда бы не сбежала в Калифорнию, чтобы заботиться о Винсенте, если бы не была уверена, что о твоей маленькой проблеме уже позаботились?
Голова Бастьена слегка дернулась. Эти слова застали его врасплох.
— У меня нет проблем, — проворчал он, а затем добавил: — Что значит — позаботились?
Маргарет проигнорировала вопрос. Отвернувшись от стола, она направилась к двери.
— Итак… Я отправляюсь в Калифорнию. Винсент, без сомнения, будет настаивать, чтобы я осталась у него, поэтому звони туда, если будут какие-то… новости.
— Мама, подожди! — Бастьен привстал, затем замер и опустился обратно в кресло, когда дверь закрылась. С минуту он смотрел на закрытую дверь невидящим взглядом, размышляя, о чем говорила его мамуля. Бастьен подозревал, что Маргарет имела в виду его разбитое сердце, когда упоминала о проблеме, но он понятия не имел, что означало то, что об этом уже позаботились. Предположений было множество. Без сомнения, с полдюжины нью-йоркских психологов собирались позвонить ему в ближайшие несколько дней — милые, одинокие женщины-психологи — все, как один, утверждающие, что должны поговорить с ним о его матери.