Светлана Жданова - Поймать Тень
— И как ребра, — забеспокоился единорог.
— Нормально. На мне кости срастаются, что на тебе плоть. — Я дотронулась до подвески, которой была благодарна за исцеление.
Когда мы набрели на озеро, я, не долго думая, поскидывала одежду и подошла к воде. Только та оказалась столь грязной — купаться разом расхотелось. Поморщившись, я пробормотала одно из бытовых заклинаний и, образовав из него шарик, кинула в воду. Та забурлила.
Пока колдовство работало, я решила поваляться на травке. Рядом тут же завалился Калгн и предложил почесать ему пузико. Так и сказал. Я хихикнула и предложение одобрила, едва не защекотав единорога до смерти.
Развлечению помешал некий обвешанный ряской и водорослями мокрый тип, который вылез из озерца.
— Ах, вы подлюги. Чаго удумали, разорители. Я вам укажу, как тут хулюганить! — потрясал он маленьким кулачком.
— Водяной, — удивился единорог.
— Ах, ты коняга растакая, чагой-то вы туточки удумали? Чаго это вы тут занимались?
Мы с Калгном округлили глаза. Я покраснела, единорог, кажется, побледнел.
— Да ты, старик, вообще ополоумел, — запинаясь, начала я. — Мысли у тебя, конечно… пакостные. Да и фантазия нехорошая. И где такому набрался? Стой! — вдруг спохватилась, присматриваясь к водянику. — А я тебя откуда-то знаю. Точно, узнала. А ты меня?
Водяной повыпуклил рыбьи глазки и тоже побледнел, хотя белее кажется некуда — и так прозрачно голубой. Ну и попятился задом в воде.
— Что, значит, сюда перебрался, грешник старый?
— Не губите, госпожа ведьма, не признал я вас, — заволновался он, озираясь со страхом.
— А характер, как я вижу, не поменял. Как был заносчивой кочкой, так и остался. Ничему тебя не научили.
— Ты его знаешь? — заинтересовался Калгн.
— Еще бы, встречались пару недель назад. Ну и история тогда приключилась. Хочешь, расскажу? Эй, жители лесные и водные, — закричала я, — вылезайте. Я байки травить буду про вашего нового водяника. И не простую, а всамделишную.
Сев поудобнее, я начала рассказывать про то, как повстречалась со своими друзьями у одного пруда, да и не пруда, лужи какой-то. Про то, как заигравшись, закинула одного из них в воду. А потом и другого. Как гневался на это водяник местный, и как проучил его за непочтительность мой дружок.
— Вы не подумайте, он вообще-то очень интеллигентный и хорошо воспитанный. Просто когда некоторые достанут, — покосилась я на притихшие камыши, в которые спрятался водяной, — мы все способны на многое. Вот и мой друг вспомнил все нехорошие слова, что, наверное, знал. Правда, надо признаться, ничего более пошлого я в жизни не слышала. В особенности в той части, где был подробный рассказ личной жизни самого водяного и членов его семьи. Помню, Аскар потом так смущался, мне даже его жалко стало. Да еще и дружки начали подшучивать. А водяной после этого даже заикаться стал. Еще бы, когда они так очаровательно улыбаются во все клыки, даже я нервничаю. В общем, я понимаю, почему водяник из того болота деру дал, такого позора при любой наглости не пережить.
Меня, конечно, слегка занесло во время рассказа, и теперь Калгн как-то подозрительно косился. И как только мелкие духи леса и русалка исчезли, фыркнул ну о-очень недовольно:
— Я так боялся, что это все правда. Значит, вот кто твои друзья и кто враги — демоны.
Пришлось кивнуть.
— Друзья у меня сильные, враги тоже. Но я не жалею ни о том, ни о другом. Чертята — хорошие друзья, и я, пожалуй, по ним очень скучаю. Калгн, давай не будем об этом.
В тот вечер я действительно слишком скучала по ним, поэтому перед сном произнесла, как учил меня мой возлюбленный:
— Хабиби!
У единорогов я узнала, что оно обозначает: «милый, любимый». Так что я говорила это с чистой совестью.
Мне нравилось это состояние неги и томности. И то, как сахарный сироп тек по венам. И ласка ветерка на щеках. Глаза открывать совсем не хотелось, но я все же пересилила себя и посмотрела вокруг из-под ресниц.
Он сидел на парапете балкона и смотрел на меня.
— Привет, — тронула улыбка губы.
— Я ждал тебя. Каждую ночь ждал. Ты веришь?
— С тебя станется. Ты всегда казался мне немного сумасшедшим.
— Почему? — даже не обиделся он, скорее заинтересовался.
— Ну, чтобы решиться взять меня в жены, надо быть не в своем уме.
— Да. Тогда я действительно сумасшедший. Я без ума от тебя.
Ну, в общем я не знала, что ответить ему. И даже покраснела.
Конечно, я могла сказать, что люблю его. Но на этом бы и закончилась моя вольная жизнь. После этого признания он не дал бы мне жить вдали от себя. Да и я уже не смогла бы.
Мы оба знали это. И молчали.
Иногда я поражалась его терпению. Ждать, пока повзрослею. Отпускать меня на все четыре стороны, а при моей везучести — и в рай, и в ад. Другой давно уже перекинул бы упирающуюся девчонку через плечо и увез в свой дом. Только ничего хорошего из этого не вышло бы, только разделило бы нас еще сильнее. А этот терпит, знает ведь, мерзавец, что сломать меня не получится. Захочу, сама приду.
А я захочу. Однажды захочу. Каждому нужен дом и те, кто любил бы. И мне нужен. Он нужен. Очень.
Ну что за мука, как же хочется сейчас его объятий — теплых, родных, нежных. Как тогда прижаться к его груди и просто замереть. Просто слушать биение сердца.
Любимый, ну как же мне разобраться с собой? Как справиться с этим?
Я смотрела в сторону, он смотрел на меня. Знал ли демон о моих терзаниях или просто из солидарности молчал? Разве их поймешь.
Сев, я осмотрелась вокруг и, сама не знаю чему, улыбнулась.
Хорошо здесь было, во сне.
Город мерцал россыпью огней, взлетая в небо тысячью шпилей и куполов.
Встав на парапет, посмотрела вниз.
— Мои сны часто сбываются, — заговорила я. — Сегодня один из них спас мне жизнь. Сны напророчили мне тебя, сны предвидели смерть и духа надо мной. Сбудется ли этот?
— Если ты захочешь. Когда ты захочешь.
— А если не захочу?
Он опустил голову.
— Тогда мне останется только он, этот сон.
Легкий ночной ветер развевал ткань моего одеяния, ласкал пряди распущенных волос, как рука старого друга. Как мог бы он… другой. Я смахнула набежавшую слезу.
И села на корточки рядом с ним, так, как будто пыталась заглянуть в лицо:
— Ну зачем я тебе такая? Почему ты не смиришься? Ничего у нас не получится.
— Откуда тебе знать, получится или нет, если ты даже не пробовала, и шага на встречу не сделала. Лишь только бегаешь от меня. Тяжело все время в одиночку бороться за это «нас». Что я тебе плохого сделал? — Заметив, как я приподняла бровь, он вроде недовольно сказал: — Ну, кроме того, что пошел на этот риск.
