Андрей Плеханов - Перезагрузка
– Работу? Убийство Ядринского вы называете работой?
– А чего вы хотите? Остаться незапятнанным? Пусть другие убивают, а вам подавай только чистую работу? Так не получится. В последний раз спрашиваю – вы согласны или нет?
– Ладно, попробую, – промямлил Игорь. – Сделаю все, что вы прикажете. Говорите, что там делать…
* * *Вначале все шло гладко. Игорь диву давался, видя, как отлаженно работает аппаратура. За долю секунды он вскрыл защиту компьютера, получил доступ к управлению и даже увидел самого Ядринского – тот беседовал по видеофону, камера бесстрастно фиксировала его лицо, столь знакомое Игорю по сотням фотографий и телепередач.
– Да, Евгений Васильевич! – говорил Ядринский, обращаясь к невидимому собеседнику. – Да! Я с полной ответственностью утверждаю, что это именно так. У меня есть веские доказательства. Совершенно верно, доказательства документальные, и плюс к тому данные нескольких свидетелей. Нет, пока я не могу назвать их фамилии – я уверен, что мой видеофон прослушивают. Мы должны встретиться с вами лично, и чем быстрее, тем лучше. Сегодня же!
– С генпрокурором разговаривает, тварь продажная, – негромко сказал Блохин, маячивший у правого плеча Игоря. – И, похоже, по нашему делу говорит. Сейчас договоришься… Шарахай его по мозгам, Маслов, запускай программу.
– Подождите… – рука Игоря дрожала, он никак не мог заставить себя нажать на злополучный Enter. – Секундочку… Пусть он договорит. А то получится при свидетелях…
– Что при свидетелях – инсульт? – хохотнул Блохин. – Так даже лучше будет.
– Боюсь, что даже экстренное изменение законодательства не поможет, – продолжал между тем Ядринский. – Да и при чем тут это? У нас что, не существует законов, карающих за подготовку государственного переворота? Да, именно государственного переворота! Почему не может быть? У меня есть данные. Говорю вам, Евгений Васильевич, это какие-то отщепенцы из ФСБ. Ну и что, что в ФСБ отрицают? Они и сами ничего не знают. Сейчас нужно отбросить в сторону ведомственные амбиции и действовать срочно, задействовать все рычаги. Я сегодня же проинформирую президента…
– Давай, давай, жми кнопку! – взревел Блохин. – Чего ждешь-то? Не видишь, чего он несет?
Игорь покрылся крупными каплями пота. На самом деле – чего тут сложного? Легкое нажатие пальца – и прощай, Жора. Скольких людей убил Игорь в предыдущей своей жизни, не моргнув глазом, а сейчас вдруг резко скуксился, дал слабину. Да, отвратительно – всегда само собой подразумевалось, что те, кого он отправлял на тот свет – люди плохие, а Ядринский – человек, безусловно, хороший. Но куда ему, Игорю, деваться? Да и какое это имеет значение – убьет он Ядринского или нет? Если Гоше удастся вырываться, то он перезагрузит реальность и сотрет одним махом всю эту дрянь. Ядринский снова будет жить. А для того, чтобы вырваться, нужно, чтобы его перестали накачивать транквилизатором. А чтобы перестали, нужно изобразить готовность к сотрудничеству. И сделать это очень просто – нажать на кнопку…
Раз, два, три, – сосчитал про себя Игорь. Поехали!
Он резким движением отшвырнул от себя клавиатуру, вскочил на ноги, повернулся, уставился в глаза своим тюремщикам.
– Пошли вы на хрен, – сказал он. – Я передумал.
– Передумал? – Блохин улыбался – гадко, глумливо. – Ну и черт с тобой, придурок. Смотри на своего Жору.
Он показал пальцем на компьютер. Взгляд Игоря метнулся к экрану. Георгий Ядринский стоял там, держась руками за голову и зажмурив глаза. Потом медленно начал оседать, рухнул на пол и исчез из поля зрения.
– Готов, паразит, – сказал Блохин. – Знаешь, кто его ухайдакал? Грызун его казнил. Покрепче тебя Бобров оказался. Вот так-то, герой ты наш мясистый, накачанный. Конец твоей сладкой жизни пришел.
Глава 5
На этот раз Игорь все-таки схлопотал карцер. Сидел в нем уже три дня, чувствовал, так сказать, собственной шкурой контраст с комфортной жизнью. Наказали его по полной программе – сперва отлупили резиновыми дубинками, а потом кинули в бетонную коробку два на три метра – темную, без лампочки, только лишь с малюсеньким зарешеченным окошком. Даже матраса не дали – сиди, мол, индуктор Маслов, на голом полу, рядом с парашей, и думай о собственной дурости.
Шел третий день пребывания в карцере. Кормили за это время всего лишь два раза, картошкой с полутухлой селедкой. Большую часть времени Гоша слонялся по камере: четыре нешироких шага – разворот – снова три шага – снова разворот… Не разгуляешься. И все же на ходу Гоше думалось лучше.
Что же это такое все-таки с ним происходит, черт возьми? Что за крайности такие? Почему он способен выступать лишь в двух противоположных ипостасях – либо в виде жестокой агрессивной скотины (Грызуна чуть не убил, едва представился случай), либо в виде оголтелого пацифиста? А где же золотая середина, господа? Ведь все шло не так уж и плохо, он уже почти сделал первый свой шаг к свободе…
Игорь прекрасно знал, в чем дело. Он наложил табу на себя-Иштархаддона , загнал Хадди в карцер, подобный тому, в котором сидел сейчас сам, оставил право на существование только себе-Гоше . И лишил себя, таким образом, возможности нападать и защищаться.
Все было совсем несложно. Постучать кулаком в дверь, позвать вертухая, попроситься на аудиенцию к Шабалину (только к нему, от Блохина тошнит уже до невозможности). Снова пообещать сотрудничество. И перейти, наконец-то, к этому самому сотрудничеству. Дать волю истосковавшемуся по работе Хадди – не на всю катушку, конечно – только одному его указательному пальцу. Пусть нажимает на кнопку – ему не привыкать быть палачом. Замочить десятка три всяких там Ядринских-Зюбановых-Ремцовых-Шириновских. Все равно им хана…
Нет, нет, нет, тупо твердил себе Гоша. Я так больше не могу. Не могу. Я боюсь этой злобной твари – той, что сидит у меня в подкорке. Если я выпущу ее, она снова начнет мной командовать. Так уже было. Не для того я перезагружался, чтобы снова начинать убивать. Нет, нет… нужно подумать…
Он шагал по карцеру. Он думал. И не находил ответа.
* * *В карцер ворвались, когда он спал. Ослепили фонарем, немедленно вкатили в шею инъекцию транквилизатора. Ах да, четыре дня прошло – давно уже пора. Скрутили руки за спину, защелкнули наручники. И потащили куда-то полуволоком.
Просторный кабинет, яркий свет лампы в лицо, ухмыляющаяся физиономия Блохина. Чистенький, гад, благоухает одеколоном, а вот от Гоши разит как от бомжа.
– Не противно тебе меня нюхать, начальник? – спросил Игорь. – Я щас еще и пёрну громко – испорчу тебе всю атмосферу.
