Василий Кононюк - Жизнь взаймы
Говорливый и непосредственный парнишка, Богдан, радуясь, что Георгий остался на стройплощадке пробовать с хлопцами бражки, пока батя не видит, сразу начал рассказывать девушке, занимательную историю. То ли ее обольстительный вид в коротком кожушке и татарских девичьих шароварах, то ли ловкость, с которой она обхватывала своими стройными ногами крутые бока вороного жеребца, вызвали в голове соответствующий ассоциативный ряд, осталось загадкой, поскольку времени разбираться в случившемся уже не было.
— Знаешь, Мария, — радостно начал он рассказывать свою историю.
Она восторженно рассматривала двадцать засеянных нами гектаров. Полоса черной, обработанной земли, двести метров шириной и длиной порядка километра, отчетливо выделялась на фоне желтой прошлогодней травы остального поля.
— Расскажешь, буду знать, — она доверчиво положила свою головку мне на плечо и всунула свою узкую ладошку в мою ладонь. Мои уста нашли сладкие вишни ее губ и время замерло вокруг нас. Хоровод чувств (моих ли?) размыл меня в своем водовороте, и не было ни сил, ни желания бороться с ним.
— Там, откуда мы приехали есть древний обычай. После весеннего сева, муж выводит жену на поле и любит ее там, чтоб богиня плодородия одарила своим вниманием эти посевы. Даже боярина с боярыней заставляли уединиться в шатре на засеянном поле. Язычники. Батюшка наш в церкви запирался, чтоб это не видеть.
Она смотрела на меня каким-то лукавым, хмельным взглядом в самой глубине которого едва заметно притаилось напряжение.
— Я согласна, бери меня, муж мой, пусть боги даруют урожай этому полю, — просто ответила она, прильнув к моей груди. "Вот теперь ты парень попал", — радостно сообщило мне мое старое я из глубин подсознания.
— Маленькая ты еще, — подхватив ее на руки, я пытался с минимальными потерями выпутаться из практически безвыходной ситуации, — потерпи еще год, до следующей весны…
— Дурак ты, Богдан, смотри, как бы не жалеть потом. Приехал к отцу дядька Атанас с сыном и еще три ближних родича его, мать говорит, будут меня сватать. — Она обижено выскользнула из моих рук и отвернулась.
— Убью каждого, кто между нами станет, тебя убью, если другого выберешь и свою душу загублю, — скрипнув зубами, я бросился к коню, мчаться в село, призывать к ответу атамана.
— Стой, навиженый![1] Ты бы лучше на девок так кидался, как на мужиков. Стал бы отец меня с Георгием к тебе отпускать, если бы у него на уме было мне другого жениха найти.
— Я не хочу так. Как будто ворую что-то чужое. Впопыхах. Ожидая что, вот-вот прискачет Георгий и надо от него прятаться.
— Так, почто бывальщины мне свои бесстыдные рассказываешь?
Она обличающе смотрела на меня, прижимаясь ко мне своим гибким, горячим телом, мол, чего ты дурень совращаешь невинных девиц, если останавливаешься на полдороги и продолжить боишься. Слава Богу, послышался стук копыт. С трудом оторвал ее, прислушивающуюся и прижимающуюся к моему вздыбившемуся естеству, я усадил ее на коня.
— Георгий едет, — объяснил свое поведение ее недоуменному взору. Вздернув нос, она пришпорила коня, но от меня не укрылась победная улыбка на ее устах. Когда я догнал ее, она грустно взглянула на меня.
— Знаешь, о чем мечтает моя мать? Однажды она мне призналась… чтоб отцу в бою отрубили ногу или руку, чтоб он уже не мог ходить в походы и всегда был возле нее…
Мария надолго замолчала. Георгий, видя, что мы направляемся к нему, развернул коня и шагом поехал обратно к хлопцам на холм. Когда она подняла на меня глаза, в которых сверкала сталь, мне почему-то сразу вспомнился ее отец.
— Поклянись мне всеми богами, в которых ты веришь, что я не пожалею о том, что возвращаюсь, вместо того, чтоб ускакать с тобой сегодня в степь! Поклянись!
— Клянусь, солнышко мое, что никогда ты не пожалеешь об этом. Не бойся ничего.
— Пасха прошла… скоро придут татары…
В суете последних недель, я забыл, где живу. В строительстве есть какая-то магия. Когда ты видишь, как вырастает из земли строение созданное в твоем воображении, перенесенное тобой на бумагу в виде плана и воплощенное в натуре благодаря твоему труду, воле, упорству, ты чувствуешь себя творцом, созданным по образу и подобию Творца…
Но через десять дней после Пасхи действительность напомнила о себе. Пришли татары…
Глава десять
"А он мятежный ищет бури,
Как будто в бурях есть покой…"
Лермонтов М.
Раздумывая над словами великого поэта и над вероятностью его рождения в результате того, что бабочка, ростом — метр восемьдесят и весом — килограмм в семьдесят, до сих пор машет крылышками, пришел к неутешительному выводу — этот стих не обо мне. Если на меня, мятежного и нападала скука, то искал я не бури, а свежего ветерка, ласково наполняющего паруса. А когда приходила буря, то в ней действительно есть покой, напрасно поэт сомневался. Становится все по барабану — сломает, искалечит, унесет… какая разница, если противопоставить слепой стихии тебе нечего, кроме смирения…
Война всегда приходит неожиданно, эту нехитрую истину люди подметили давно. И не важно, что ты не сомневаешься в ее приходе и знаешь ее приблизительное начало. Человеку, по природе его, невозможно долго находится в ожидании беды. Он может собраться на короткое время, но если ожидание затягивается, неизбежно наступает релаксация.
То, что татары появятся после Пасхи, это был секрет Полишинеля, каждый год повторялись нападения, поэтому время спрогнозировать было нетрудно. Как только подсохнет степь, так сразу и жди гостей. Как правило, об их появлении сообщали густые дымы с юго-востока, где в восьмидесяти километрах от нашего села, дорога в Крым пересекала Днепр. Это дымили сигнальные костры на казацких вежах, которые стояли на холмах через каждые пять-шесть километров.
Но в этот раз вежи еще не дымили, как прискакал наш казак из разъезда контролирующего дорогу и противоположный берег. Их разъезд заметил татарскую сотню, переправляющуюся на наш берег. Это вполне могли быть непрошеные гости собирающиеся нанести визит к нам в село по маршруту Холодный Яр, Змеиная Балка. Десятник разъезда отправил казака к нам в село с сообщением, еще одного отправил к соседям, к атаману Непыйводе, так что нам об этом можно было не думать.
Переправа, дело не быстрое, даже если они будут преодолевать реку вплавь, на конях, без плотов, придется обогреться и просушиться на солнышке, перед тем как соваться в лес. Дорога через Змеиную Балку была заметно длиннее, но времени организовать горячую встречу непрошеным гостям, которые, как известно, хуже татар, было мало. А долго раздумывать над тем, как татары могут быть хуже татар, было бы небезопасно для психического здоровья.
