Николай Инодин - Аннотация
- Много.
Подумал чуток, и уточнил:
- Или больше.
Были сборы недолги - когда несколько месяцев готовишься к событию, есть шанс многое успеть. Шагают Ромины "легионы" быстро, но не торопясь, вести в бой уставших людей - последняя глупость. Сколько бы тех агрессоров ни было, за сутки они большой вильский забор не возьмут, а если захватили сходу, без гарнизона - тем более спешить некуда, месть, она торопливых не любит.
По раскисшей дороге следом за Романом, хлюпая и поскальзываясь, топает сквозь ночь вся его рать. Пятьдесят три копья и топора тяжёлой пехоты, закованные в прочнейшую по здешним меркам броню, физически развитые и так-сяк обученные биться в строю. За ними почти столько же лучников, большинство - бывшие сбродники, в основном рыбаки, охотники и пастухи, среди них есть даже женщины. В них Шишагов уверен абсолютно - полгода воевали со скандами, выжили, оделись в трофейные доспехи и шлемы. Замыкают колонну кентавры Гатала. По меркам Советского Союза - усиленная танковым взводом пехотная рота. По здешним - неслабая такая армия.
Вильское ополчение собирается по родам, приплывут по реке. Если план Староха не сломается, к утру в условленном месте соберётся больше четырёх сотен ополченцев и сотня - полторы бойников. К вечеру прибудут двести общинников из дальних родов. Дружина и мужи устьянского рода должны сидеть в "крепости", это двести пятьдесят топоров. Если считать по головам, соотношение сил должно получиться почти равное, только хорунги привели не ополчение, доведись лоб в лоб резаться в поле, сомнут вильцев северяне. Имеются у Шишагова кое-какие задумки, но строить планы рано - надо сначала посмотреть на врага.
Роман поскользнулся, поправил на поясе съехавшие ножны, и повёл свою армию дальше - идти предстоит почти всю ночь.
***
Битые хоры убрались, на реке больше не то, что корабля - лодки нет. Сидеть на галерее и слушать, как по гонтовой крыше барабанит дождь, когда там, за лесом, родичи сошлись с врагом грудь в грудь - невыносимо. Особенно юным героям, положившим два десятка скандов, не получив в ответ даже паршивой царапины. Синяк на боку и отбитые рёбра не считаются, пуля из пращи случайно в бойницу попала. Крумкачу и самому невтерпёж - кто знает, что в крепости делается, может, каждое копьё на вес золота, а тут сиди - в тепле и сухости, окрестностями любуйся.
И десять пар глаз на тебя в упор смотрят - с надеждой. Крумкач снял с лука тетиву, уложил оружие в налуч, проверил, хорошо ли заточена новенькая тяжёлая секира. Повернулся к подручным:
- Собирайтесь, пойдём нашим помогать. Тут мы своё дело сделали.
Не зря Крумкач третий месяц парней гоняет - собрались быстро, без суеты. Спустились по верёвке на землю и двинулись от башни по кривой тропе, стараясь не сойти с намеченного неприметными камешками пути - берегли ноги. Выбрались с усеянного ловушками холма, пошли быстро, один за другим, и чтобы нога следующего в след предыдущего ступала, этому на границе в первую голову обучают. Крумкач идёт впереди, и невольно шагает всё шире - тянет его к крепости, как на верёвке, если бы не сдерживался - уже бежал бы. Заставщики тропу шагами мерят, но мысли их там, где столкнулись с врагом родные люди. Лучше бы они по сторонам смотрели или лесом шли. Хлопнули пращи, и посунулись на землю сразу три молодых воина. А со всех сторон уже набегают сканды. Крумкач рявкнул команду, кинулся на прорыв, одного хоринга взял на рожон, рубанул секирой в открывшийся бок второго. Потом под лопатку старого бойца по самую втулку вошло тяжёлое скандское копьё.
- Хватит уже мне быть торопливым, - сказал своим людям Алед. - Пора становиться умным.
В башню сканды попали только утром, даже без обстрела искать колышки и ловушки оказалось непросто. Строение облазили снизу доверху, от колодца до площадки дозорного, кое-что Алед даже зарисовал для памяти - укрепление строили неглупые люди, у них стоит поучиться. Пока хорунг изучает секреты строителей, воины перетаскивают на карнах найденные припасы, утварь и оружие. Добыча не скудная, гружёный корабль осел в воде, с половинным экипажем разгоняется тяжело, медленно выгребает против течения. На оставшемся позади холме разгорается башня, разведённый внутри огонь принялся быстро. На пламя уставились невидящими глазами одиннадцать торчащих на кольях голов, и только у одной ветер треплет длинные усы. У прочих такого украшения нет - не росли ещё толком.
***
Под кое-как натянутым пологом идёт совещание. Присутствуют главы воинских контингентов поднявшихся для отражения неспровоцированной агрессии. Как ни смешно, нет разницы, сколько за тем или иным вождём активных копий, - явились все. И гордый предводитель трёх с половиной инвалидов, именуемых ватагой бродников, дерёт горло громче, чем представитель родового ополчения из двух сотен мужей. Роман слушает с застывшим лицом, и никому из собравшихся невдомёк, о чём думает чужеземный колдун, неведомо зачем обрядивший своих людей в тяжкие доспехи. Боится, что без этого бремени его воины слишком быстро побегут от врага?
"Шагнуть вперёд, загнать большой и указательный пальцы за кадык, и резко дёрнуть, возвращаясь на место. Даже борода не мешает - нет её. Но я спокоен, спокоен, как священный камень Савастея. Всех уродов не убить, геноцид получится. Интересный звук доносится из-за спины, Гатал зубами скрипит. Терпи, кентавр, ты же видишь, я молчу, я спокоен". Мысли Шишагова не отражаются на лице, дыхание ровное, размеренное.
Кобырь стоит в двух шагах от возможной смерти и продолжает орать, брызгая на окружающих слюной. Нашёл время и место для мелкой своей мстюшки, угрёбище. Убивать ушлёпка нельзя, хоть такая тварь среди своих опаснее сотни врагов - местные не поймут. Да сволочь, да урод, но - свой урод, своя сволочь. А Роман - чужой. Уже не совсем, знакомый, но пришлый, не кровь от крови, и странный, живёт наособицу, иначе живёт. Нельзя конфликтовать, не время. Ночь, длинный пеший переход, тревога за жизнь и здоровье друзей - Шишагов устал. Нарастает ощущение дежавю - очень давно Роман не оказывался настолько беспомощным. В виски толкается ощущение перехода - надо же, какой забавный рефлекс выработался. Нет, уходить Роман не собирается - прирос к этому миру, отрывать пришлось бы с мясом, по живому.
Ярость хлещет, накрывает волной, поднимает на ноги, скульптурным гранитом сковывает мышцы лица, кусками льда застывает в глазах. Пятится ватажок, давится очередным оскорблением, отходят в стороны прочие отцы-командиры. С этой отарой без Староха не совладать, заигрался вождь со своей деревянной игрушкой, оставил племя без руководства. Придётся Роману брать своих и идти делать, что должно - уничтожить скандов без помощи вильцев не выйдет, так хоть кровушки у них попить как следует. Обескровить пришлых - за неделю, за месяц, раздёргать по пуще, не давать покоя - на это у Романа сил и знаний хватает. Резать ночами, врываясь в лагеря, заводить в болота...
