Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – виконт
– Ох, – произнес сэр Смит, пораженный в самое сердце, – сэр Ричард, вы… это не опасно?
– Мы еще не в том возрасте, – ответил я бодро.
Я расхаживал обнаженный до пояса: рубашка у меня одна. Фрида нежно улыбнулась Смиту, ушла в дальний угол, где на стуле приготовлен большой таз с водой, его тоже притащил сэр Смит. Она сбросила рубашку и принялась, повизгивая, умываться.
Сэр Смит покраснел, с трудом оторвал взгляд.
– Сэр Ричард, – проговорил он охрипшим голосом, глазные яблоки поворачивались в сторону плескающейся, как утка, девушки. Рыцарь мужественно поворачивал их обратно с таким усилием, словно тянул за повод упирающегося коня. – Сэр Ричард… Достойно, что принесла вам кольчугу, но… не опасно ли так сближаться с противной стороной?
– Для церкви, – ответил я сурово, – все люди, все человеки. Мы должны спасать любые заблудшие души!.. Недаром же принимаем покаяние даже на смертном ложе, отпущаем грехи, мол, никогда не поздно покаяться, перевоспитаться и начать новую жизнь… даже если этой жизни остались секунды. А эта лапочка еще очень молода. У нее ветер в голове, кровь горяча – самое время спасать ее душу.
Он смотрел обалдело, глаза все выпучивались, нижняя челюсть отвисала. Наконец вздрогнул, вернул челюсть на место, покрутил головой.
– Да, сэр Ричард, – проговорил он с великим почтением, – но ведьмочка-то не слабенькая…
– Да, – согласился я. Спохватился: – А вы как поняли, сэр Смит?
– Да вы всю ночь боролись… в смысле, за ее душу. Вон как ножки ложа процарапали пол, а вчера с вечера там все блестело. Да и сквозь сон я слышал, как через комнату несется конский табун! Похоже, сон в руку. Но вы, видать, ее одолели?
Я вздохнул, развел руками.
– Сэр Смит, вы же знаете, если сильно нажать, дыба порвет жилы, и еретик умрет, не успев раскаяться. Давление нужно усиливать медленно, постепенно. А душа еще нежнее, чем тело. Вот я и усиливаю… постепенно. Так что за ее душу еще придется посражаться. Силен Сатана, силен!.. Приходится его же оружием и на его поле…
Он подтвердил с готовностью:
– Его же оружием и на его поле – это истинно по-рыцарски!
Могучий вздох вырвался из его груди. Я помолчал и добавил основной девиз паладина:
– Легко быть святым в пустыне, но не просто быть святым в борделе!.. Улавливаете, сэр Смит? Суть паладина в том, чтобы и как все, в борделе, и в то же время – не дать угаснуть искре божьей в себе и раздувать ее в других!
Он подумал, произнес с еще большим почтением:
– Вот, значит, какая у вас, паладинов, жизнь… Всю жизнь в… борделе, прости Господи, вот это жизнь! А я, простак, думал, вы только кабанчиков в карасиков…
Не выдержав, оглянулся. Фрида, уже чистая, как рыбка, набрасывает через голову мою рубашку. С узкими плечиками и длинными руками, но с прекрасно развитой грудью ослепительной белизны, она показалась нам совсем маленькой и жалобной. Подошла, улыбнулась открыто и беззащитно, алые соски покраснели ярче и воспылали, как раскаленное железо.
– Платье уже почти высохло. Переодеться?
– Думаю, – ответил я после долгого раздумья, – стоит переодеться в платье. Все-таки лето, сейчас жара… А то у сэра Смита разорвется. Я имею в виду сердце.
Она вновь целомудренно отошла от нас в тот самый дальний угол, эти целых пять шагов, там сбросила рубашку, аккуратно повесила на спинку кресла, критически осмотрела, поправила рукав, полюбовалась и только потом влезла в свое серое мешковатое платье.
Сэр Смит вздохнул:
– Бедная девушка…
– Почему? – спросил я. – Или жаждете ее на костер?
– Да нет, но сюда на метле в безопасности, а обратно пешком через дикие земли, где кишат разбойники, чудовища…
Я изумился.
– Сэр Смит, что за странная идея?.. Пешком – это месяца два-три. Да и как одинокой молодой девушке по землям, где всяк норовит обидеть?
Он посмотрел опасливо.
– Но разве вы… не лишили ее ведьмости?
Я покачал головой.
– Я лишил ее совсем другого, сэр Смит. Превратить из девушки в женщину – занятие в высшей степени благое и достойное. Но глупо и бесчеловечно было бы лишать возможности летать на помеле!.. Вообще-то это единственное, что отличает ведьму от обычной женщины. Так что она завтра к вечеру будет в моем замке, перескажет все, что я велел.
Он спросил шепотом:
– Но разве это не противоречит… учению церкви?
Я ответил вопросом:
– А разве вы в лионском походе не брали в проводники крестоносному войску местных еретиков?
Он перекрестился.
– Вы правы, сэр Ричард. Еретики – хуже ведьм, но, к стыду своему, их услугами иногда пользовались, прежде чем отправить на костер.
– Вот видите… Впрочем, у меня есть еще одна идея.
Кольцо я принялся вертеть сразу же, как только вышли из комнаты. Увы, несмотря на то что мы все еще в гостинице, кольцо осталось простым кольцом, разве что под кожей. Сэр Смит заметил мои попытки, спросил сочувствующе:
– Суставы болят?.. У меня тоже дважды выскакивали от прямых ударов. Надо беречь.
– Да, – ответил я, – надо.
По городу проехали герольды, выкрикивая указ герцога Ланкастерского, исполняющего обязанности короля, а потом выехали к палаточному городку, дабы и там слышали и вняли словам нового повелителя. Сегодня с утра состоятся парные соревнования, а завтра – финал, знаменитая mкle€e, на которой и определится победитель турнира.
Несмотря на то, что перекусили еще в своей комнате, Смит настоял, чтобы как следует позавтракали и в харчевне гостиницы. День будет трудный, еще неизвестно, когда поедим и поедим ли.
Из-за соседних столов в нашу сторону поглядывали с живейшим интересом, но смотрели не на меня – чемпиона одиночных схваток, не на сэра Смита, который нахватал рекордное число пленных, а именно на рыжеволоску, что скромно и безропотно ела все, что ей подавали, пила вино, которое сэр Смит, опережая меня, наливал ей. Вообще-то волосы не рыжие, а огненно-красные, пышные, собранные сзади в небрежную косу, что вот-вот восхитительно расплетется, распустится… какое прекрасное слово со сладким подтекстом – «распустится»…
В зале потемнело, мальчишки быстро пробежали вдоль стен и зажгли светильники. В окно видно, как с севера ползут тяжелые угольно-черные массивы туч, поднялся злой ветер. В жуткой черноте неба зловеще вспыхивают мертвенно-синие даже не молнии, а пещеры, наполненные волшебным огнем, чуть погодя на землю обрушивался страшный удар грома. Потом в необъятных громадах туч начало вспыхивать почти непрерывно, а жуткие сотрясающие удары заставляли вздрагивать посуду на столах. Надеюсь, подумал я невольно, Барбаросса сидит под дубом с хорошей кроной.
В зале притихли, нечто библейское, запредельное по мощи в этой грозе, хотя, если честно, всякая гроза напоминает, насколько человек вообще-то слаб…
