Макс Фрай - Лабиринт Мёнина
– Ну, хвала Магистрам, – вздохнул я. – Извините. С тех пор как меня практически насильно сделали царем кочевников из Пустых Земель, я все время начеку.
– У тебя на родине такое «начеку» называется «паранойя», – ехидно подсказал Мёнин.
– Но почему вы тогда назвали меня преемником?
– Да потому что ты и есть мой преемник. Единственный Вершитель на несколько поколений столичных жителей. В горах графства Шимара – вернее, на Темной Стороне этих гор – скрывается еще один, но у него и без того есть Мир, который надо держать. Кстати, сэр Макс, знаешь ли ты, зачем нужны Вершители?
– Чтобы было, – мрачно ответил я. – А что, есть и другие версии?
– О, предостаточно! Но я хочу рассказать тебе не версию, а сущую правду. Вершители нужны, чтобы держать Мир. Это все. Больше ни на что мы с тобой, по большому счету, не годимся.
Мне не нравилось все, что говорил этот блудный монарх. Я не хотел его слушать. Только врожденная застенчивость помешала мне демонстративно заткнуть уши. Но как я был близок к этому!
– Поначалу всякий Вершитель считает себя обычным человеком, – обстоятельно рассказывал Мёнин. – Это, так сказать, младенчество Вершителя. Бессмысленное, в сущности, время, которое, однако, оказывает роковое влияние на всю последующую жизнь. Хвала Магистрам, ты еще не слишком испорчен, скажи спасибо некоторым обстоятельствам твоей жизни, которые ты опрометчиво полагал неблагоприятными. Потом приходит момент, когда Вершитель понимает, что все его желания сбываются, – и, можно сказать, идет вразнос, опьяненный собственным могуществом. А потом приходит время браться за работу – тяжкую, неблагодарную и, по большому счету, бесполезную. Тем не менее так уж все устроено.
– Какую работу? – тупо переспросил я.
– Как это – какую?! Держать Мир, что же еще? Ничего другого от нас с тобой, в сущности, не требуется.
– Но как это – держать Мир? Я не понимаю.
– Потом поймешь, не переживай. Это само приходит, как чих, – усмехнулся Мёнин. – Не ломай над этим голову, сэр Макс. Все равно ни до чего путного не додумаешься. Просто потому, что до некоторых тайн не додумываются – их узнают.
– Ладно, если вы говорите, значит, так оно и есть, – обреченно кивнул я, чувствуя себя абсолютным, можно сказать, совершенным ослом.
– Все это пустяки. Сегодня я хотел поговорить с тобой о другом. О времени. Видишь ли, в конечном итоге оказывается, что человеку не так уж много следует знать. Большинство так называемых знаний бесполезны. Разве что как занятие для беспокойного ума, дабы всегда был при деле. Но совершенно необходимо знать, что такое время – единственная стихия, которой трудно, почти невозможно противостоять!
Я ответил ему вопросительным взглядом. Мёнин, кажется, был доволен, что ему удалось пробудить мое любопытство.
– Есть люди, для которых время подобно воде – в зависимости от темперамента и личных обстоятельств они представляют его себе в виде бурного потока, все разрушающего на своем пути, или ласкового ручейка, стремительного и прохладного. Это они изобрели клепсидру – водяные часы, похожие на капельницу; в каком-то смысле каждый из них – камень, который точит вода; поэтому живут они долго, а стареют незаметно, но необратимо. Есть те, для кого время подобно земле, вернее, песку или пыли: оно кажется им одновременно текучим и неизменным. Им принадлежит честь изобретения песочных часов; на их совести тысячи поэтических опытов, авторы которых пытаются сравнить ход времени с неслышным уху шорохом песчаных дюн. Среди них много таких, кто в юности выглядит старше своих лет, а в старости – моложе; часто они умирают с выражением неподдельного изумления на лице, поскольку им с детства казалось, будто в последний момент часы можно будет перевернуть… Есть и такие, для кого время – огонь, беспощадная стихия, которая сжигает все живое, чтобы прокормить себя. Никто из них не станет утруждать себя изобретением часов, зато именно среди них вербуются мистики, алхимики, чародеи и прочие охотники за бессмертием. Поскольку время для таких людей – убийца, чей танец завораживает, а прикосновение отрезвляет, продолжительность жизни каждого зависит от его персональной воинственности и сопротивляемости. И, наконец, для многих время сродни воздуху: абстрактная, невидимая стихия. Лишенные фантазии относятся к нему снисходительно; тем же, кто отягощен избытком воображения, время внушает ужас. Первые изобрели механические, а затем и электронные часы; им кажется, будто обладание часами, принцип работы которых почти столь же абстрактен, как сам ход времени, позволяет взять стихию в плен и распоряжаться ею по своему усмотрению. Вторые же с ужасом понимают, что прибор, измеряющий время, делает своего обладателя его рабом. Им же принадлежит утверждение, будто лишь тот, кому удается отождествить время с какой-то иной, незнакомой человеку, стихией, имеет шанс получить вольную… Осталось понять, к какой группе принадлежишь ты.
– Не знаю, – удивленно откликнулся я. – Наверное, все же к последней…
– Так почти все говорят, и это лишний раз доказывает, что люди обычно очень плохо разбираются в собственной природе. Мне кажется, ты принадлежишь к тем, для кого время – земля, пыль, прах. Неужели ты никогда не сравнивал время с песком, утекающим сквозь пальцы? Неужели никогда не опасался увязнуть во времени, как в зыбучих песках?
– Было дело, – невольно улыбнулся я.
– Ну вот. Значит, я прав.
– Возможно. Но зачем вы мне это рассказываете?
– Будешь смеяться, – лукаво прищурился Мёнин, – но я просто пытаюсь подарить тебе рецепт бессмертия. Не откажешься принять его из рук того, кто родился столько тысячелетий назад, что придворные историки расходятся во мнениях, когда пытаются датировать мои письма, сохранившиеся в дворцовом архиве?
– Не откажусь. Что за рецепт?
– Только не жди от меня волшебной пилюли, – усмехнулся он. – Ее не существует. Бессмертие – это не драгоценность, которую можно заполучить и навсегда оставить при себе, а всего лишь игра в прятки со смертью в переулках времени. Тому, кто хочет стать хорошим игроком, следует изучить место действия, как свою ладонь. Я нарисовал для тебя первую карту, приблизительную и схематическую, конечно. Остальные карты тебе придется чертить самостоятельно. Изучай время. Попробуй воспринимать его всеми способами, о которых я тебе рассказал, – поочередно. Потом тебе придется изобрестиновые способы, неизвестные никому, кроме тебя. Потом… Впрочем, откуда мне знать, что будет потом? Возможно, ты окажешься хорошим игроком в прятки.
– Но я не понимаю, – почти простонал я.
– Ничего страшного. Главное, ты услышал и запомнил. Для начала достаточно. Понимание придет позже, когда меня не окажется рядом, потому что я уже не буду тебе нужен. На этом мы закончим беседу, если не возражаешь. Я устал.
