Серебро в костях (ЛП) - Бракен Александра

Или были призваны к ней.

Призваны ей.

Она управляет ими. Слова, будто пыль, пронеслись по моей голове, пытаясь укорениться. Верховная Жрица Вивиан управляет ими.

Эмрис уронил меч и присел на корточки.

— Я не знаю, что сейчас произошло, но свет уходит. Ты можешь…?

Он сжал моё плечо. Его голос затих под глухим стуком моего сердца. Всё моё тело отзывалось на каждый удар.

Он увидит. Я подогнула раненую руку под себя, пряча. Он поймёт.

Чёрнота накрыла моё зрение, и бороться с ней было бессмысленно. Пока тело отдавалось онемелой усталости, последняя призрачная мысль последовала за мной во тьму:

Он узнает, что я одна из них.

Глава 38

В этом водянистом свете было что-то такое, что мешало понять — я сплю или уже проснулась. Он переливался, растекался по мшистым каменным стенам. Ловился на миг, будто дым, загнанный в бутылку.

Так легко было снова погрузиться в блаженное небытие. Не чувствовать, как пульсирует боль в руке, как череп вот-вот треснет, будто раковина.

Но я заставила глаза сфокусироваться сквозь мутную пелену вокруг. Провела языком по песку между зубами — он был сухой и тяжёлый. Ветер выл где-то снаружи, будто звал заблудших братьев.

Сознание, как всегда цепкое, начало описывать обстановку: земляной пол, колючее шерстяное одеяло подо мной, грубая арка низкого потолка. Тень в дверном проёме, раздувающая огонь из спутанных веточек.

Запах сладкой, влажной зелени — чуждый этой адской земле.

Память возвращалась медленно, будто знала, что её здесь не ждут. Слёзы жгли уголки глаз, когда я посмотрела на руку.

Густая, мерцающая мазь, усыпанная засохшими лепестками и травами, сочилась вокруг длинных листьев, которыми была перебинтована рана.

Эмрис отвернулся от костра, выпуская дым наружу через открытую дверь. Завидев, что я шевельнулась, он подошёл и сел рядом.

— Как ты себя чувствуешь? — Голос его был хриплым. Он приложил холодное полотенце к моей щеке, нежно вытирая что-то. Желудок сжался от вида тревоги на его лице.

Это не тревога, — прошептал в голове мрачный голос. Это жалость.

— Очередной долг… — прохрипела я. — Я снова у тебя в долгу…

— Пташка, разве ты не знаешь, что я давно перестал их считать? — прошептал он. — Всё было совсем не из-за этого.

Он наклонился ко мне, в его прекрасных глазах всё ещё светилась сосредоточенность, когда он приложил полотенце ко лбу.

— Тогда… зачем?

— Я хотел, чтобы ты… я просто хотел, чтобы ты… — Он сглотнул. — Чтобы ты передумала насчёт меня. Не из-за того, что я сделал, а потому что ты, наконец… Потому что ты увидела меня. Узнала меня.

Сердце будто поднялось вместе с дыханием.

Эмрис прижал ладонь ко лбу.

— Прости. Я несу какую-то чепуху.

Я огляделась, жадно ища глазами хоть что-то, кроме его слишком красивого лица.

— Где…?

— Один из сторожевых постов, недалеко от озера, — ответил он. — Над нами всё ещё горит огонь, и я развёл другой у входа. Пришлось использовать и твои руны, и свои, чтобы окружить это место. Надеюсь, ты не против. Но я не уверен, что этого хватит, чтобы остановить Детей, когда совсем стемнеет.

Холод просочился в кровь.

— Что? — прошептала я. — Не хочешь заключить пари?

Его разноглазый взгляд стал мягким. Я подумала, не так ли страшно ему, как стало страшно мне.

— Не в этот раз.

Иди, — хотелось сказать. Возвращайся в башню.

Но слабая, худшая часть меня не могла. Я ненавидела это — ненавидела. Он заслуживал безопасности. Он должен был выжить. И всё же это чувство всегда было рядом — толчок и притяжение. Страх приблизиться боролся со страхом остаться одной.

— Тебе не стоило… приходить, — прошептала я, закрывая глаза. — Зачем…?

— Я не мог уснуть, решил сходить к источникам, — сказал Эмрис. — Увидел, как ты и Бедивер вошли на кухню, а вышел только он. Я забеспокоился, что-то случилось, и прижал его. Заставил рассказать, куда ты пошла. Возможно, я его ударил.

Я посмотрела на него с недоверием.

Он поднял руку с ушибленными костяшками.

— Возможно, я ещё и растянул кисть и добил остатки своей гордости. И хоть я бы никогда не стал читать тебе нотации…

— Вот и хорошо.

— …но для такого умного человека уйти одной в такую переделку — было очень глупо, — сказал он. — Серьёзно. Мне обидно, Пташка. Я думал, мы все наши тайные поиски совершаем вместе.

Сказано это было легко, по его привычке, но в уголках глаз виднелось настоящее напряжение. Он злился, возможно, сильнее, чем показывал.

— Не… жалею, — с трудом выдавила я.

— Знаю, ты, нелепое создание, — мягко сказал он. Его очертания начали расплываться, будто он расщеплялся на двоих, как крылья у бабочки. — Хочешь воды?

— Я могу… — Справлюсь.

Мне не нужна была помощь. Не нужна была…

Он достал бурдюк с водой из моих вещей и замер на мгновение рядом. Я попыталась поднять руку, но казалось, кровь в венах стала свинцовой. Тогда он медленно подсунул под меня сильную руку, приподнял и поднёс воду к губам.

Первый глоток я тут же выплюнула, пытаясь смыть мерзкий привкус во рту, а потом, слишком уставшая, чтобы стыдиться, жадно пила. Его запах — хвоя и тёплая кожа — окутал меня.

Эмрис снял с нас обоих куртки и повесил их возле огня сушиться. Когда он снова уложил меня на своё одеяло — то самое, что пахло им, — холод тут же пробрался обратно.

Из проёма донёсся странный звук, которого я не слышала уже много недель. Я повернула голову, не до конца веря глазам, — первые капли дождя застучали по земле. Через несколько секунд он усилился, забарабанил по мёртвым листьям и покатился по стенам сторожевой башни.

И впервые за долгое время я почти не слышала Детей.

Огонь, горевший наверху башни, злобно шипел под дождём, но он держался — пока камни-саламандры соприкасались, пламя не угасало. Наши охранные знаки давали ещё один слой защиты от Детей. И на короткий миг я почти поверила, что мы действительно в безопасности.

— Попробуй отдохнуть, — прошептал Эмрис, убирая выбившуюся прядь за мне ухо. Он, кажется, сам только потом понял, что сделал, и смутился.

Но мне понравилось это прикосновение. То, что в нём таилось без слов. То, чем оно могло бы стать.

В тусклом свете его волосы казались ещё более рыжими, а тени придавали лицу зрелость — не семнадцать лет, а сто.

— Ты потеряла много крови, — сказал он. — Пришлось прибегнуть к своим крайне скудным медицинским навыкам и наложить швы на твою руку.

Тишина момента раскололась, как стекло, на тысячи острых осколков.

Он видел.

Голос Олвен пел вместе с дождём: Три магии, которых следует бояться…

— Эмрис, — прошептала я с тем напряжением, на какое ещё была способна. Тени уже возвращались за мной. — Когда я умру… сожги моё тело. Я — одна из них.

Он сжал мою руку крепче, снова наклонился ко мне, его лицо — совсем рядом. Я попыталась сосредоточиться. На его глазах — серых, как грозовое небо, зелёных, как земля.

— Нет, — сказал он. — Ты не одна из них.

Три магии, которых следует бояться… проклятия, рождённые из гнева богов, яды, превращающие почву в пепел, и та, что оставляет сердце во тьме, а кость — серебряной.

— Тьма в сердце, — прошептала я, мысли рассыпались, язык наливался тяжестью. — Серебро в кости…

— В тебе нет ничего тёмного, — отрезал он. — Ничего.

— Я убила Септимуса… — Возможно, это оставило след на моей душе. Клеймо на самих костях.

— Его убили Дети, — возразил Эмрис.

Веки снова опустились, и я пыталась уцепиться за его слова, поверить в них.

Но во тьме я видела только кости Нэша, уходящие в землю. Расположенные точно так же, как и я. В такой же башне. Забытые. Безымянные.

Один.

Этот образ растаял, как сумерки, переходящие в ночь.

— Не уходи, — умоляла я. — Пожалуйста, не уходи…