Стимпанк! (сборник) - Блэк Холли

Вот что я делаю ради славы, Лициний Красс, – своей и Рима. Я думаю и изобретаю. Я дам тебе возможность снискать благосклонность Юпитера и всех олимпийских богов. Но больше я не скажу ничего. Ночь уж настала. Самое время мне возвратиться в мастерскую, к светильне своей и трудам. Если тебе все это неинтересно, честно скажи мне об этом, и я немедленно покину твой дом. Предложу механический оракул тому же Помпею – не зря его прозывают Великим, если память мне не изменяет. Или молодому Юлию Цезарю – люди говорят, он далеко пойдет.

На следующий же день Красс официально нанял Марка Фурия Махинатора построить для него первую в мире пророческую машину.

Неделя ушла на то, чтобы нанять нескольких слесарей по металлу, всех высочайшего уровня. За это время Красс успел хорошенько подмаслить золотом децемвиров и жрецов Аполлонова храма, так что когда он туда вернулся, ауспиции оказались такие блестящие, что аж неудобно. Армии был отдан приказ выступать. Марка Фурия с его кузнецами, разумеется, взяли с собой. Семь легионов Красс послал акватическими квадриремами в Сирийскую провинцию, встречать его на месте. Сам же с советниками – и Марком Фурием среди них – решил путешествовать воздухом и пересек винноцветные моря, так сказать, поверху, останавливаясь еженощно для дозаправки то в Фессалониках, то в Пергаме, то еще где – лишь бы можно было назвать себя и собрать причитающуюся представителю Рима дань. Вскоре тени его дирижаблей легли на берега могучего Евфрата.

Там Красс встретил доставленные морем легионы, как раз подоспевшие маршем через Галацию, и стал лагерем в городе Зевгма, удобно расположенном на самой границе Парфянского царства. Город этот глядится в воды Евфрата, а дома его, как рассказывают путешественники, похожи на гигантские осиные гнезда из грязи.

Марк Фурий и его железных дел мастера приступили к работе. Они заняли местную кузню и расширили ее, прихватив заодно и близлежащий пакгауз, где можно было собрать механизм.

Раздув горн, они принялись за работу. Первым делом было изготовлено великое множество металлических пластиночек, многими линиями поделенных на квадратики – в точности как пол в храме у предсказателей разделен на квадранты. На каждом пересечении линий имелась шпилька, которую можно было двигать хоть вверх, хоть вниз, а еще – фиксировать на месте. Каждая такая табличка представляла одну битву или стычку или одни переговоры, и на каждой было до шестнадцати сотен шпилек, каждая из которых своим положением отвечала на один вопрос («да» или «нет») касательно данного столкновения.

Ценой неимоверных усилий Марк Фурий натаскал шпильки отвечать на несметные полчища вопросов в соответствии со сложно выписанной системой: шпильки во всей своей целокупности описывали количество инфантерии, кавалерии и воздушных левитациев [28] на каждой из воюющих сторон; расположение этих соединений на поле битвы; их маневры; какие жертвы принесли стороны перед сражением (крупный рогатый скот, мелкий рогатый скот и домашняя птица) и каким богам; каков был настрой каждого полководца – смиренный или же горделивый. Затем Марк Фурий прочесал мировую историю и загрузил в машину сказания прошлого: греко-персидскую войну; падение Трои; самнитские войны; наступление Ганнибала [29] с Альп, когда его боевые машины плевались огнем со склонов над Тразименским озером; вероломство Фабия-диктатора [30]; катастрофическую оплошность консула Варрона [31]. Марк Фурий скормил машине историю Полибия, Геродота и Фукидида [32]. Нанеся информацию на каждую новую табличку, он аккуратно штабелировал ее поверх остальных.

Красс, прослышав, что Марк Фурий частенько работает ночь напролет, словно и впрямь одержимый фуриями, предложил ему взять себе в помощь местное юношество, чтобы работу по обучению машины можно было завершить поскорее. Основное требование Красса заключалось в том, чтобы отроки жили прямо в мастерской и принесли обет у алтаря Минервы, что ни единой живой душе не расскажут о механическом оракуле и станут хранить ему, Крассу, исключительную верность.

– Будет у нас коллегия весталок, непорочных и отрезанных от мира, – пояснил он. – Только в мужеска пола.

– И правда, – согласился Марк Фурий, – собрание чистых отроков, никогда не видящих дневного света, – самое то что надо для управления счетной машиной подобного рода.

Тут же избрали и наняли семерых юнцов. Их облачили в белые хламиды и обувь из мягкой кожи жертвенных животных. Так была основана неприкосновенная секта Девства Минервы.

Пока машину собирали и отлаживали, Красс, не теряя времени, укреплял защиту римских границ. Далеко на парфянские территории он не заходил (ожидая, когда закончат оракул и можно будет заручиться наилучшей из всех возможных тактик), а развлекался небольшими вылазками в местные города, заставляя их принести присягу Риму. Никто ему особенно не сопротивлялся – за исключением разве что Зенодотия, но и его Крассовы легионы живо поставили на колени.

Эти ранние победы доставили Крассу немало удовольствия, но тут с вестями из Рима прибыл его сын, Публий: военные успехи Цезаря в Галлии уже спешным порядком заносили на скрижали истории, а Помпей Великий обрел такую народную любовь, что сенат уже начал беспокоиться. Ауспиции тем временем снова обратились против Красса, предсказывая ему разгром и крушение всех планов: когда в сенате начали обсуждать его экспедицию, лошади взбесились, флаги попадали, а священные совы ни с того ни с сего принялись потеть.

Прослышав об этом, Красс кинулся в мастерскую и потребовал, чтобы Марк Фурий тут же, на месте, ему сообщил, когда эта проклятая машина уже заработает. Она нужна ему для выяснения жизненно важной информации – и чем скорее, тем лучше. Прошел слух, будто парфянский царь разделил свою армию надвое и теперь обе половины шастают по равнинам, ожидая, какие маневры предпримут римляне. Следует ли ему, Крассу, напасть на одну половину или же на другую? Или проскользнуть мимо обеих и напасть на город Ктесифон, а может быть, осадить Селевкию? Или предать огню и мечу древний Вавилон?

– Ты бы лучше не торопил нас, консул, – сказал ему на это Марк Фурий. – Ибо чем большему мы научим машину, тем точнее она станет работать.

С неудовольствием отметил Красс яростную пристальность Фуриева взгляда и даже спросил инженера, может, ему что-то не по вкусу.

– Нет, – сказал ему на это Фурий. – Кстати, забыл сказать: теперь у машины есть имя. Она зовется стохастиконом, ибо вычисляет судьбы.

Не обрадованный долгим промедлением, Красс отвел в сторонку одного из Минервиных девственников и стал расспрашивать, насколько верных вычислений можно ожидать от машины и будет ли точность меньшей или большей, чем ему обещали.

– Если дать ей на обработку достаточно данных, – заверил его юноша, – прозорливость оракула будет просто поразительной.

Красс согласился подождать еще, несмотря на то, что царь парфянский, по слухам, успел тем временем уйти на север и вторгнуться в пределы Армении.

Обзаведясь помощниками, Марк Фурий вознамерился загрузить в предсказательную машину не только военную и политическую историю народов, но также и характеры отдельных мужчин и женщин – ибо какой достоверности вообще можно ожидать от автоматона, которому непонятна сама природа людская?

Долгие ночи и знойные дни напролет он населял таблички персонажами комедий Аристофана и Плавта и трагедий Софокла. Он описывал древний круговорот мести в природе: отец убивает дочь, принося ее в жертву богам; мать в гневе убивает отца; сын вне себя от горя убивает мать – и далее цикл воспроизводится снова и снова, неустанно: кровь за кровь, смерть за смерть. Эдип порешил отца на дороге и женился на матери. Недальновидного царя Пенфея, имевшего глупость посмеяться над богом Дионисом, порвала на кусочки собственная царица-мать – хотя бы и в припадке религиозного экстаза. Великие мужи пекли детей друг друга в глиняных крынках. И всему этому Марк Фурий научил машину.