Танец с драконами. Книга 2. Искры над пеплом - Мартин Джордж Р.Р.

— Нет нужды спрашивать. Владыка Света знает, каков ты, лорд-капитан. Каждую ночь я вижу в огне славу, которая тебя ожидает.

Слышать это было очень приятно — Виктарион так и сказал смуглянке в ту ночь.

— Мой брат Бейлон был великим человеком, но я добьюсь того, чего не добился он. Железные острова вновь станут свободными, и старый закон вернется. Этого даже Дагон не смог. — Почти сто лет прошло с того времени, как на Морском Троне сидел Дагон Грейджой, но на островах до сих пор рассказывали о его набегах и битвах. Железный Трон тогда занимал слабый король — его слезящиеся глаза только и глядели, что за Узкое море, где изгнанники и бастарды замышляли мятеж. Зная об этом, лорд Дагон отплыл с Пайка, чтобы завоевать Закатное море.

— Он оттаскал льва за бороду и завязал узлом хвост лютоволка, но драконов даже Дагон не сумел победить. А я завладею королевой драконов, и она родит мне сильных сынов.

Теперь Железный Флот насчитывал шестьдесят кораблей.

К северу от Яроса чужие паруса встречались все чаще. Предполагая, что у берега между Юнкаем и Миэрином должно быть полно торговцев и судов, везущих припасы для армии, Виктарион шел мористее, не видя земли, но и там натыкался на всякий сброд.

— Никто из встречных не должен уйти — они могут предупредить врага, — сказал лорд-капитан, и уйти никому не дали.

Серым утром на зеленом море, чуть севернее Юнкая, «Горе», «Воительница» и «Железная победа» окружили невольничью галею, везшую в веселые дома Лисса двадцать мальчиков и восемьдесят девушек. Галея, звавшаяся «Охочей», никак не ожидала нападения так близко от дома, и взять ее труда не составило.

Виктарион, перебив работорговцев, послал людей расковать гребцов.

— Теперь вы вольные. Гребите как следует, и ни в чем не будете знать нужды.

Девушек он раздал капитанам, сказав им:

— В Лиссе вы стали бы шлюхами, а мы вас спасли. Вместо многих мужчин будете ублажать одного. Те, кем мои капитаны будут довольны, получат почетное звание морских жен.

Мальчиков он бросил в море, не сняв с них цепей: столь извращенным созданиям не место на его корабле — и так всё провоняли тут своими духами.

Себе Виктарион выбрал семь девушек. Одна с золотисто-рыжими волосами и веснушчатой грудью; другая начисто выбритая; третья кареглазая, застенчивая как мышка; четвертая с такими грудями, каких он еще не видал; пятая маленькая, с прямыми черными волосами, золотистой кожей и глазами словно янтарь; шестая молочно-белая, с золотыми кольцами в сосках и нижних губах; седьмая черная, как осьминожьи чернила. Их обучили пути семи вздохов, но Виктариону они не затем были нужны. Для удовольствия ему вполне хватало смуглянки, а в Миэрине он возьмет себе королеву. К чему свечки, когда тебе светит солнце?

Галею, ставшую шестьдесят первым кораблем Железного Флота, он переименовал в «Восставшего раба».

— Каждый взятый корабль прибавляет нам сил, — сказал Виктарион своим людям, — но легкой жизни не ждите. Завтра или послезавтра мы войдем в миэринские воды, где встретим военный флот, составленный, не считая трех городов залива Работорговцев, из толосских, элирийских, новогисских и даже квартийских судов. — О зеленых волантинских галеях, скорее всего идущих сейчас Горестным Путем, он не стал поминать. — Рабовладельцы — слабое племя. Вы видели, как они от нас удирают, слышали, как визжат, когда мы предаем их мечу. Каждый из вас стоит двадцати таких, ибо мы сделаны из железа. Помните об этом, когда мы снова завидим их паруса. Не ждите пощады и сами никого не щадите. Мы Железные Люди, и хранят нас два бога. Мы захватим их корабли, сокрушим их надежды и наполним их залив кровью.

Молча кивнув на грянувшее в ответ «ура», Виктарион велел привести отобранных им девушек, самых красивых из живого груза «Охочей». Он расцеловал каждую в обе щеки и рассказал, какая их ожидает честь, но они не понимали его. Девушек посадили на трофейный баркас, пустили его по морю и зажгли.

— Их невинность и красоту мы приносим в дар обоим богам, — провозгласил он, глядя, как идут его корабли мимо пылающего баркаса. — Пусть уйдут эти девы в свет, не тронутые похотью смертных, или веселятся в чертогах Утонувшего Бога, пока не высохнут все моря.

Ему казалось, что вопли семи красавиц сливаются в радостный гимн. Поднявшийся ветер наполнил их паруса и понес на северо-восток, к пирамидам из разноцветного кирпича. «Я лечу к тебе на крыльях песни, о Дейенерис», — думал Виктарион.

Ночью он впервые достал из укладки драконий рог, найденный Эуроном в дымящихся руинах великой Валирии, — черный, витой, шести футов в длину, окованный темной сталью и красным золотом. Адов рог Вороньего Глаза. Теплый и гладкий под рукой, как ляжки смуглянки, он блестел так, что Виктарион видел в нем свое искривленное отражение. Колдовские письмена на его обручах были, по словам Мокорро, валирийскими иероглифами, но это Виктарион и сам знал.

— Скажи, что здесь написано.

— Много всего. Вот здесь, на золотом ободе, значится имя рога: Укротитель Драконов. Ты слышал, как он трубит?

— Да, однажды. — На вече, на Старом Вике, в этот рог дул человек Эурона — огромный, бритоголовый, с золотыми и опаловыми браслетами на мускулистых ручищах и ястребом на груди. — Мне казалось, будто мои кости воспламенились и сжигают плоть изнутри. Надписи раскалились сперва докрасна, потом добела, так что смотреть было больно, а звук длился, как нескончаемый вопль… как тысяча воплей, слившихся воедино.

— Что сталось с человеком, который в него трубил?

— Он умер. На губах у него вздулись кровавые пузыри, и ястреб на нем, — Виктарион похлопал себя по груди, — тоже сочился кровью. Каждое перо источало кровь. Говорили, что он сжег себе легкие — может, это сказки, не знаю.

— Это не сказки, лорд-капитан. — Мокорро показал на второй золотой обод. — Здесь сказано: «Ни один смертный, протрубивший в меня, жив не будет».

Все дары Эурона отравлены.

— Вороний Глаз клялся, что этот рог подчинит мне драконов, но зачем они мне, если я буду мертв?

— Твой брат не трубил в него сам, и ты не труби. Эта надпись, — Мокорро показал на стальной обод, — гласит: «Кровь за огонь, огонь за кровь». В рог может дуть кто угодно: драконы подчинятся его хозяину. Ты должен добыть этот рог ценой крови.

Маленькая уродка

Ночью в подземелье храма собрались одиннадцать служителей Многоликого Бога — больше, чем она когда-либо видела вместе. Через переднюю дверь вошли только молодой лорд и толстяк, остальные добирались потайными ходами. Каждый, откидывая капюшон черно-белого облачения, показывал лицо, которое выбрал на сегодняшний день. Их высокие стулья, как и храмовые двери, были вырезаны из чардрева и черного дерева: у черных позади белый лик, у белых черный.

Она стояла с кувшином воды в руках, другой послушник — с кувшином вина. Поодиночке или вдвоем они подходили к жрецам, подававшим им какой-нибудь знак, но большей частью стояли на месте. «Я каменная, — повторяла она себе. — Статуя, как Морские Начальники вдоль Канала Героев».

Жрецы говорили на браавосском диалекте, но трое то и дело переходили на валирийский. Девочка понимала большинство слов, но не всегда разбирала: они говорили тихо.

— Я знаю этого человека, — сказал жрец с лицом зачумленного.

— Я знаю этого человека, — эхом отозвался толстяк, когда она наливала ему вино.

— Я не знаю этого человека, но награжу его, — молвил красавец.

Косой позднее сказал то же самое о ком-то еще.

Поговорив так часа три, они все разошлись, кроме доброго человека, женщины-призрака и чумного. Мокнущие язвы усеивали его лицо, волосы выпали, кровь сочилась из носа и запеклась в уголках глаз.

— Наш брат хочет побеседовать с тобою, дитя, — сказал добрый человек. — Ты можешь сесть.

Она села на чардревный стул с черным ликом. Язвы ее не пугали: слишком долго прожила она в Черно-Белом Доме, чтобы бояться фальшивых лиц.

— Кто ты? — спросил чумной.