Сильва Плэт - Сложенный веер
Зануда и консерваторша потянулась чашкой поближе к кофейнику…
— Поставьте на стол, пожалуйста. Я на весу не наливаю.
Это сработало. Кликнуло на какую-то невидимую клавишу в ее памяти. Поставив чашку на стол и задумчиво наблюдая, как в нее падает струя дымящейся ароматной жидкости, Лисс перелистывала список планет, на которых «не наливают на весу». Хотя «перелистывала» — это было сильно сказано. В ее мысленном реестре цивилизаций, отмеченных этой на удивление редкой культурной мелочью, значились только три: Земля, Аппа и… только не говорите мне, что у нас в штабе работают ТАКИЕ идиоты! Волны разомкнулись, и Лисс почувствовала, что она тонет.
— Ммм… мадам, я уже налил. Что-то не так?
Ой, все не так, парень. И ты это знаешь. И ты согласился на эту миссию. А я очень хочу знать, почему; и не дай бог, мои предположения окажутся правильными. Словом…
— Знаешь, мальчик, тетушке из Совета совершенно нечем заняться сегодня утром. Так что я решила… (паузу и как можно беззаботнее) осмотреть твоих бойцов… солдат… эээ… воинов, да? Ну там, как они тренируются, в какой боевой форме… Надеюсь, возражений нет?
Последний раз, подумала Лисс, у меня было такое идиотское лицо, когда на Мхатме я выцыганивала у рыночного торговца статуэтку местной богини (II век эпохи Мтхары, эбриллит без примесей, аукционная стоимость… страшно даже представить), которую он считал никчемной безделушкой, как и всё в своей лавке. Последний раз это у меня получилось. Надеюсь, что не в последний раз.
Выпучив глаза и задрав брови (не чрезмерно, как раз для бездельничающей интеллектуалки бальзаковского возраста, имеющей возможность бесплатно полюбоваться накачанными ребятами в спецназовских безрукавках), Лисс радостно уставилась в ослепительно яркие зеленые глаза, стараясь ни за что (ни в коем случае!) не опустить взгляд на орудующие вилкой и ножом руки, на запястьях которых змеилась традиционная татуировка десанта Звездного совета.
Глава II. Всем хочется, чтобы это закончилось
Антон Брусилов, лейтенант десанта
Твою мать! Десять раз, двадцать раз твою мать! Значит, самое приятное в момент пробуждения у тебя что? Знать, где ты находишься? И надолго тебе этого знания хватило? Ровно на пятнадцать минут: умыться, одеться, проверить, что парни проснулись и завтракают, отдать короткие ежедневные распоряжения, отправиться завтракать самому… и понять, что где ты находишься сейчас и где будешь находиться завтра, это большой вопрос, Тон, очень большой вопрос. Потому что крашеная блондинка с расфокусированным «я-с-вами-но-я-не-здесь» взглядом, вкравшаяся в широко открытую дверь (ну скажите, чего ради нормальный человек, особенно если он «представитель командного состава», будет входить в собственную столовую с таким видом, будто он ни в коем случае не имеет права здесь находиться?), ухитрившаяся с полупустого подноса уронить (почти) стакан с соком и вообще не способная представлять для такого человека, как ты, никакой опасности, не смотрит на твои руки. Она старательно на них не смотрит, на запястья, покрытые такой замысловатой татуировкой, что взгляд любого собеседника в первые же минуты притягивается к ним неотрывно. Не смотрит не из вежливости, а сознательно так не смотрит, потому что… знает что там? Под татуировками?
Ты, что, не мог просто тупо взять кофейник и лить, куда сказано? в тебе, как всегда, в самый неподходящий момент проснулось воспитание? Дать ей этим кофейником по башке, и дело в стороне. Ага, себе дай, умник. Убийство члена Звездного совета во время выполнения миссии. Вплети себе фиолетовую ленточку в челку и строй невинность.
Нет, теперь уже у меня нет никаких возражений. Вы можете идти куда хотите, мадам, и смотреть на моих ребят сколько влезет. Можете даже переспать с ними со всеми, только времени не хватит до прилета. Можете сами влезть на перекладину или на какой тренажер и там свернуть себе шею. Только посмотрите на мои руки. Нормально посмотрите, как мужики смотрят — с опасливым уважением, как девки смотрят — плотоядно облизываясь, как мальчишки — с восхищением и завистью (еще бы — лейтенант космического десанта) или как этот урод Краснов — с презрительной усмешкой (сдохнешь, лейтенант, сдохнешь, а я себе карьеру сделаю — из таких, как ты… на таких, как ты). Посмотри на мои руки. Потому что я хочу знать, где мы находимся.
Хьелль Дар-Халем, маршал Аккалабата
В отличие от рассудительного и предусмотрительного Сида, Хьелль Дар-Халем никогда не следил за датой начала линьки. Просто не заморачивался. Легкое покалывание в плечах, потягивание в несущей поверхности крыльев, ночной озноб, заставлявший проснуться в непонятной тревоге — ему хватало этих симптомов. Чтобы подготовиться. Подписать и раздать приказы, обеспечить тылы и прикрыть фланги. Запереться в родовом замке и запретить пускать кого-либо, кроме лорд-канцлера.
* * *Он помнил это, как будто вчера, хотя прошло уже двадцать лет. Его отец и отец Сида, верховный лорд Дар-Эсиль, вернувшиеся с охоты в каком-то странном настроении, бросающие на него, шестилетнего, испытующие взгляды… В ответ на вопрос, почему Сида не взяли с собой, напряженное:
— Он плохо себя чувствует.
Хьелль одеревенел, ноги как-то сразу перестали слушаться. Шесть лет — это уже достаточный возраст, чтобы знать: дары почти не болеют, но если они заболевают, то обычно для того, чтобы умереть. Планета и гены многих поколений сделали свое дело: стабильность популяции и зачистка слабых особей. Но шестилетнему мальчишке не было дела до стабильности популяции. Его лучший и единственный друг не пришел, потому что не смог, потому что заболел… Так почему же отец Сида как ни в чем не бывало отправился охотиться? А теперь сидит здесь с его собственным отцом у камина с бокалом тяжелого хрусталя в руке и разглядывает сквозь этот хрусталь его, Хьелля? Будто Хьелль виноват в том, что Сид заболел. Будто он сам больной или заразный. Хьелль смотрит на своего отца — сначала робко, потом требовательно: он требует объяснений. Но отец отводит взгляд и, не глядя ни на сына, ни на сидящего напротив в кресле лорда Дар-Эсиля, бормочет:
— Им уже по шесть лет.
Лорд Дар-Эсиль молчит, тянет мутную жидкость из прозрачного хрусталя, и лорду Дар-Халему ничего не остается, как начать снова:
— Я понимаю, что мы принимаем решение за них. Но лучше не ждать, когда они это сделают сами. Нам с тобой пришлось ждать слишком долго. Давай хотя бы попробуем.
Лорд Дар-Эсиль продолжает молчать, но уже не пьет. А Хьелль, про которого все забыли, на какой-то минуте этого напряженного молчания, пропитавшего, как ему кажется, уже и портьеры, и ковры, и стены старого замка, вдруг вскакивает со своего места у отцовских ног и кричит — отчаянно, словно от громкого этого крика Сид может выздороветь:
