Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт
В эти дни Хана постоянно с болью вспоминала, как много лет назад, когда Рути было 5 лет, а Арье был полуторагодовалым крошкой, и только-только родился Амихай, из дома ушёл их 16-летний первенец Йоси. Он порвал с традициями своей семьи, отошёл от религии, а потом уехал в Америку, где превратился в Джозефа, женился на католичке, то ли ирландке, то ли итальянке… Позже они узнали, что он и фамилию изменил на что-то чужое и едва произносимое… Ни она, ни Гедалья не знали, есть ли у них внуки от Йоси, как у него сложилась жизнь с этой особой, они даже не знали, как она выглядит, как её зовут…
Эта травма, да ещё случившаяся за несколько лет до рождения Рути трагедия, когда им пришлось похоронить чудесных мальчиков-близнецов… После этой трагедии Хана несколько лет страдала нервным расстройством, из-за чего Йоси и оказался предоставленным самому себе и, в конце концов, через несколько лет, взбунтовался против давления на него чрезмерно строгого отца. Рождение Рути немного утешило и Хану, и Гедалью.
Гедалья после смерти близнецов, а потом и ухода из дома Йоси был надолго выбит из колеи. Может, потому он так и не получил звание раввина: то ли не смог выдержать требуемые испытания, то ли не считал себя вправе проходить их после того, что сотворил его первенец… На воспоминания об Йоси в семье было наложено табу…
И вот теперь, похоже, и Рути отходит от них… Хорошо, хоть её Моти не католик…
Ну, что можно сделать!..
Младших детей, сыновей-подростков Арье и Амихая, и дочку, 10-летнюю Морию, а также Гедалью Хана попросила даже между собой не обсуждать замужество Рути, она не хотела об этом слышать ни одного осуждающего слова… Как такое получилось? – при том что они дочку очень строго воспитывали, даже слишком строго… Может, потому она такая мягкая и слабохарактерная выросла… Со временем обаятельный Моти родителям Рути почти что понравился. Её папа только время от времени повторял: "Жаль, что он светский…" Словом, Магидовичам пришлось принять, не без некоторого внутреннего сопротивления, внезапное решение дочери, всегда такой послушной и мягкой, связать свою жизнь с самоуверенным ярким красавчиком, человеком иной среды и воспитания.
На своей свадьбе Моти заметил, что Нехама беременна. Теперь она показалась Моти не столь привлекательной, как в те дни, когда он безуспешно пытался за нею ухаживать.
Тимми Пительман Моти прицелился и бросил окурок в урну, стоящую в дальнем углу. Подошёл к первой ступеньке, задумавшись. Долго раздумывал, прежде чем поставил ногу на ступеньку и начал спускаться в себе в рабочий кабинет.
Вдруг что-то огромное заслонило от него свет, мягко струящийся из окна. Моти поднял глаза и опешил: перед ним оказался высокий, очень полный, напоминающий крупного медведя, мужчина. Сходство с медведем почему-то усугубляло непропорционально широкое, щекастое лицо, осеняемое основательной лысиной.
Бледно-голубые, как бы выцветшие, глаза верзилы улыбались загадочной, мягкой улыбкой – и эта улыбка была Моти очень хорошо знакома. Громадный мужчина пристально смотрел прямо в глаза Моти и выжидал.
Моти громко, удивлённо воскликнул: "Ту-уми! Пительма-ан! Ты ли это!?" – "Узнал, наконец-то! – ответствовал тот тихо, с ласковой, странной усмешкой.- А что тебя удивляет? Не знал, что я перебрался в Эранию. А почему бы, собственно, и нет!" Моти никак не мог справиться с удивлением, только сбивчиво бормотал: "Действительно, почему бы и нет… А когда ты перебрался сюда?" Вместо ответа верзила со всей силы хлопнул Моти по плечу, так, что тот покачнулся и чуть не упал. – "Ну, ты и медведь! Зашибить же мог!" – и сам хлопнул старого приятеля по плечу. Тот, усмехаясь, схватил Моти в охапку и крепко прижал к себе.
Моти сморщился от боли и попытался улыбнуться: "Ну, силён, силён! И твои дружеские объятья меня чуть не придавили!" – "Да, уж мы, медведи из клана Пительманов, если любим, так до смерти! Кстати, я теперь, да собственно, уже давно не Туми!" – "А… А как тебя теперь называть?" – с интересом спросил Моти.
– "Теперь меня зовут Тим. Запомни – Тим. Для старых друзей можно Тимми". – "Но ведь… э-э-э… А почему не Томер?" – "Не задавай ненужных вопросов… – отмахнулся увалень и вдруг предложил: – Послушай, пошли, посидим полчасика, кофе попьём… Нам есть, о чём друг другу рассказать!.." – "Не, дружище… я ж на работе!" – "Да брось ты! Ты же со мной! Я скажу боссу, что мы с тобой старые друзья! Он будет доволен… – на лице промелькнуло сомнение, – уверен… Погоди…
Момент…" – "Нет, я не могу… – мягко возразил Моти, покачав головой. – Давай после работы. На этом же месте!" …
Моти и Тимми уселись в едва освещённом уголке кафе при "Лулиании". Оба курили одну сигарету за другой, с добродушным интересом поглядывая друг на друга. Перед ними медленно остывали ополовиненные чашечки кофе, о которых они, похоже, успели подзабыть.
Тим негромко ворковал мягким, высоким тенорком: "Ты же не знал, когда мы были в армии, что у тебя будет боссом Мезимотес. А они с моим папаней были в молодости хорошими друзьями. Этого ты и вовсе не должен был знать…" – "Ты знаешь, мы с ребятами не раз тебя вспоминали, удивлялись – почему это мы с тобой ни разу не встречались на резервистских сборах. С Бенци постоянно там встречались, пока… ладно… Это неважно… А ты? Где-то ведь ты резервистскую службу проходил?.." – "Рядом с нашим кибуцем… Разве ты не помнишь, что меня после учебки приняли на офицерские курсы?" Моти ухмыльнулся: "Как не помнить!.. Ребята недоумевали…
Поначалу только мы с Бенци оценили твой потенциал. Помнишь, как тебя принял наш сержант? Это же с его лёгкой руки ты превратился из Томера в Туми. Мы с Бенци ещё удивлялись, почему ты не скажешь, что он неправильно твоё имя написал…" – "А зачем? Что это я буду опускаться до какого-то недалёкого маррокашки! Он-то, дубина, решил, что наградил меня очень смешной кликухой! Папаня мне потом подсказал, на что поменять эту дурацкую кличку. Она мне сослужила свою службу – достаточно! А под именем Тим я прославлюсь на всю Арцену… Не сразу, разумеется, не сразу… Я не тороплюсь…" Моти неопределённо протянул: "Ну, если папа сказал… он, должно быть, понимает…
А кто он, твой папа? Я уж и не помню, заходил ли у нас разговор о родителях, о семьях… Я о моих говорить стеснялся… после того, как они в Австралию слиняли: ты же знаешь, как в те годы к этому относились… Ты тоже не особо о своих распространялся. Только и знали мы, что ты из кибуца. Это Бенци любил о своей семье рассказывать, о папе с мамой, о том, что у него ещё 4 младших брата и ни одной сестры – с какой же детской нежностью он об этом говорил!.." Тим отмахнулся: "Уж ты извини, но мне трудно было понять, что у тебя общего с этим… э-э-э… досом… Мне он казался… э-э-э… таким серым!.. как и они все… Я уж тебе не говорил…" – "Тимми, не надо! Бенци – отличный парень – да ты же это и сам знаешь! Мы же вначале втроём везде ходили! Ну, пока ты не… Лично мне нисколько не мешала его религиозность. И никакой он не серый! Здорово разбирается в истории, в Торе… (Тим скривил рот в странной ухмылке) А уж в вопросах музыки!.. Разбирается в ней, чувствует её, как мало кто. Знаешь, как здорово было с ним вместе ходить на концерты!.. – Моти улыбнулся мечтательной и мягкой улыбкой, не замечая ласково-ироничной усмешки, странно кривящей тонкие губы Пительмана. – Там-то мы, собственно, и нашли наших жён…" Тим обронил со странной интонацией: "Значит, вы до сих пор вместе? В смысле, с Рути…" – "Я тебя не понимаю! – Моти удивлённо и обиженно поднял брови: – Да, конечно же, вместе! Мы женились на всю жизнь! У нас трое детей – 5-летние мальчишки-близнецы и доченька, два с половиной годика. Вот приходи к нам в гости, посмотришь, как мы живём! – и помолчав: – А ты-то как? Женат?" Тимми осклабился:
