Том Холт - Граальщики. Солнце взойдет
— Что ты делаешь? — спросил он.
— Пытаюсь заставить его двигаться, — ответил Ноготь.
— Ты думаешь, что вытащив из него эту штуковину и прыгая на ней, ты заставишь его двигаться? — поразился Боамунд. — Да что ты! Скорее уж он начнет брыкаться, а то, глядишь, и укусит тебя!
Можно, конечно, попытаться объяснить, подумал Ноготь, но зачем утруждаться? Он снова поставил пятку на стартер, приподнялся на сиденье и подпрыгнул. Как это часто случается, стартер выскользнул у него из-под ноги и больно ударил по голени. Ноготь выругался.
— Я же тебе говорил, — сказал Боамунд. — Почему ты не хочешь просто сказать волшебное слово?
— На него не действуют волшебные слова, тупой ты идиот!
Боамунд шумно вздохнул и произнес нечто маловразумительное. Мотор мгновенно завелся, взревел и перешел на мягкое, сонное урчание. Не было и признака обычного дребезжания плохо пригнанных клапанов. Ноготь сел, слушая с открытым ртом. Даже эксцентрики звучали как надо!
— Давай наконец поедем, — сказал Боамунд. — У нас уйдет по меньшей мере час, если все, что эта штука делает, это…
— Как ты это сделал? — требовательно спросил Ноготь. — Он никогда не заводится с первого раза. Никогда. — У него было чувство, что его в чем-то предали.
— Очень просто, — ответил Боамунд. — Я сказал волшебное слово. Я все же не полный невежда, понимаешь ли.
Ладно, подумал Ноготь. Хорошего помаленьку. Ты сам напросился. Он убрал боковой упор, выжал рукоять сцепления на первую передачу и газанул. Переднее колесо обрадованно взмыло к небесам, и мотоцикл, визжа покрышками, ринулся вниз по дорожке, выруливая на Кэйрнгорм-Авеню. Уже подъезжая к воротам, Ноготь выжимал около пятидесяти, а когда они выезжали за угол, он так круто развернул мотоцикл, что правая подножка задела асфальт, исторгнув фонтан искр.
Волшебные лошади могут идти ко всем чертям, думал он. Я ему покажу волшебных лошадей, этому здоровенному нахальному ублюдку.
Они выжимали уже под семьдесят, несясь вдоль по Сандерленд-Креснт и огибая припаркованные автомобили, закладывая виражи, как обезумевшая пчела, когда Боамунд наклонился и постучал Ногтя по плечу.
— Что? — крикнул тот через плечо. — Ты хочешь, чтобы я сбросил скорость?
— Нет, конечно, — ответил Боамунд. — Ты не можешь заставить эту штуку двигаться хоть немного быстрее?
Ноготь уже собирался сказать что-то подходящее к случаю, когда Боамунд пробормотал еще одну неразборчивую фразу, и дорога перед глазами Ногтя внезапно превратилась в размытое пятно. Он вскрикнул, но ветер сорвал крик с его губ. Вот показался мебельный фургон, прямо у них по курсу, и тут…
И тут они взлетели. Это было чистое касание: переднее колесо прочесало по крыше фургона; и скорее всего, ему еще придется наворачивать круги по свалкам техники, чтобы найти другое заднее крыло (а вы попробуйте-ка достать заднее крыло для Бонневилля 74-го года, посмотрим, как вам это понравится!), — но все же они были живы. И они были в воздухе.
— Опусти меня! — взвизгнул Ноготь. — Как ты смеешь! Это классический байк, я убил кучу времени, чтобы довести его до конкурсных стандартов. Если ты его разобьешь, я не знаю, что я с тобой сделаю!
— Но он ведь такой медленный, — отвечал Боамунд. — Держись крепче, нам осталось немного.
Ногтя начало подташнивать.
— Пожалуйста, — сказал он.
Законы рыцарства, столь же вразумительные и практичные, как налоговое законодательство, предписывают истинному рыцарю проявлять жалость к слабым и больным. Боамунд, вздохнув, произнес соответствующую формулу, и через момент мотоцикл коснулся поверхности трассы М-18, идущей к югу, делая около двухсот сорока миль.
Господи Иисусе, подумал Ноготь про себя, я мог бы написать об этом в «Супербайк», вот только мне никто не поверит. Он изо всех сил сжал правой рукой рукоятку тормоза, и мотоцикл постепенно сбавил скорость. Он свернул к асфальтированной обочине, выключил двигатель и некоторое время сидел, весь дрожа.
— Ну, а теперь что? — брюзгливо поинтересовался Боамунд.
Ноготь медленно повернулся на сиденье и приблизил свое лицо к Боамунду, так что их шлемы соприкоснулись.
— Послушай, — сказал он. — Я знаю, что ты рыцарь, а я всего лишь карлик, и у тебя Высокое Предназначение, и ты знаешь все о древних технологиях, и у твоего дядюшки было что-то вроде призового скакуна, который делал сто миль за неполных четыре секунды, но если ты еще раз выкинешь подобный трюк, я возьму этот твой меч и засуну его тебе туда, где не светит солнце, понял?
Три фута семь дюймов разбитых надежд и оскорбленной гордости могут иногда быть весьма убедительными, и Боамунд пожал плечами.
— Как знаешь, — сказал он. — Я просто хотел помочь.
— Ну так не надо хотеть, — Ноготь подпрыгнул на стартере, выругался, попробовал еще раз, завелся и аккуратно вывел мотоцикл в крайний ряд.
На протяжении следующих пятидесяти миль его обогнали три грузовика, два «Мини-Клабмена» с местными номерами, мотороллер и длинный грузовик с полицейским эскортом, который перевозил нечто вроде секции моста; но он не обращал внимания.
— Если бы, — объяснил он Боамунду, когда тот попросил его двигаться хоть немного быстрее, — Бог хотел сделать так, чтобы мы путешествовали быстро и без усилий, Он не даровал бы нам двигатель внутреннего сгорания.
Насколько мог видеть Боамунд, ответа на это не существовало.
— Куда это мы направляемся? — спросил Боамунд.
Ноготь оторвал левую руку от руля и показал.
— Да, да, — сказал Боамунд, — я умею читать. Но что это значит?
Это озадачило Ногтя; по его мнению, значение слов «станция обслуживания» было очевидным. Он не стал утруждать себя объяснением, а просто заехал на парковку.
— Я имею в виду, — сказал Боамунд, снимая шлем и встряхивая головой, — «служба» — это обязанность вассала по отношению к лорду, а «станция» — военный аванпост. Видимо, это то место, куда рыцари приходят, чтобы склониться перед своими повелителями и просить у них милостей?
Ноготь вспомнил, каких усилий ему стоило в прошлый раз заказать себе сосиски, поджаренный хлеб и фасоль, и ответил:
— Да, что-то в этом роде. Ты голоден?
— Теперь, когда ты сказал, — ответил Боамунд, — пожалуй, да. За последние полторы тысячи с чем-то лет я только выпил чашку отравленного молока и съел один беляш.
— Не отравленного, — указал Ноготь, — а зачарованного. Если бы оно было отравлено, тебя бы здесь не было.
— Значит, мне просто показалось.
Ногтю стоило больших усилий объяснить ему правила игры.
