Норман Хьюз - Сердце врага
— Девица, именующая себя Паломой по прозванию Оса, вольная наемница, — возвестил старший из стражников.
Девушка кивнула. Именно так она и представилась накануне тюремным чиновникам.
Крысиная мордочка судьи недовольно сморщилась. Он раздраженно перелистнул несколько страниц книги, лежавшей перед ним на резной деревянной подставке.
— А, вот, вижу. — Он наконец отыскал нужные записи. — Только вчера задержали? И сразу на суд?! — Голос его звучал негодующе, словно этот факт добавлял Паломе виновности. — Та-ак, и что мы тут имеем?.. Убийство… Сопротивление властям… — Судья водил по строчкам длинным пальцем, не поднимая глаз на узницу.
Та воспользовалась передышкой, чтобы оглядеться по сторонам. Где же он?..
Ага!
Помимо ее самой, судьи, двоих стражников и писца, приютившегося за столиком у подножия помоста, в зале находился лишь еще один человек.
Тот самый, догадалась она, кого здесь все именовали не иначе как Месьором. Он сидел в узкой нише между двумя стрельчатыми окнами, полускрытый в тени, так что лица было почти не разглядеть; Паломе лишь показалось, что человек он немолодой и какой-то… усталый. Он не смотрел ни на узницу, ни на судью и казался поглощенным созерцанием перстней на своей левой руке, протянутой к свету.
Перстни и правда, насколько могла судить девушка с такого расстояния, были недурны, однако… Однако…
— Итак, женщина, — наконец подал голос графский судья, — что ты можешь сказать в свое оправдание?
Палома распахнула глаза.
— А в чем меня обвиняют?
— Не играй со мной в эти игры! Здесь суд. Не балаган. И не бордель! Ты убила человека. Некоего Скавро с улицы Горшечников. Об этом свидетельствуют двое стражников, заставших тебя на месте преступления…
— Неправда. — Усилием воли девушка заставила себя сохранять спокойствие. — Они схватили меня на улице. И я никого не убивала.
— Здесь записано иное. — Судья постучал ногтем по строчке в своей книге. — Слова стражников на службе сиятельного графа Коршенского заслуживают высшего доверия. А ты… кто ты такая? Бродяга, преступница. Женщина, нацепившая меч, обряженная в мужское платье. Пф-фу… — Судья разве что не сплюнул с досады. — Кто может подтвердить, что ты не убивала этого Скавро? Никто? Ну — так о чем тут говорить?! Ты и есть убийца. И тебя ждет плаха.
Проклятье! Балаган и бордель, правильно сказал этот крысеныш. Бордель и балаган — вот что такое этот их суд! Ни свидетелей, ни настоящего разбирательства. Похоже, и приговор ей уже записан в этой проклятой книге, а все происходящее — лишь пустая формальность, прежде чем появится палач.
Палому вдруг пробрала ледяная дрожь. И как она раньше не подумала об этом… Коршенские власти явно не имели понятия о том, кем на самом деле был покойный «Скавро с улицы Горшечников». Но об этом очень хорошо знал убийца. И обладал достаточной властью и возможностями, чтобы замести следы! Прежде всего, каким-то образом сумел устроить засаду у дверей лома — на первого встречного, все равно, кем бы тот ни оказался. Готова поручиться, они схватили бы и молочника или какую-нибудь нищенку, случись тем пройти мимо. Паломе просто не повезло. Она оказалась первой… А теперь этот же самый убийца подкупил нужных людей в тюрьме, чтобы дело рассмотрели и закрыли как можно быстрее. Кто бы он ни был, это явно не последний человек в городе — и он все отлично рассчитал!
Расчет ясен. Ее, Палому, скоренько осудят и казнят, власти умоют руки… А потом, даже если барона Скавро когда-нибудь хватятся и отыщут следы в Коршене — так вот вам, добрые месьоры, пожалуйте. Убийца давным-давно осужден и наказан, и прах развеян по ветру. Говорить больше не о чем. И с мертвецов не спросишь.
Немудрено, что ее вызвали на суд так быстро. Торопятся — пока не вскрылась правда об убитом. Ведь труп немедийского вельможи заслуживает куда более внимательного отношения, чем никому не известного Скавро. И дознание тут пришлось бы вести по всем правилам…
Но что делать ей? Сказать правду о немедийце? Палома уже открыла рот, чтобы заговорить — но тут же осеклась. А что ей-то, собственно, это даст. Судья убедится, что она была лично знакома с убитым, и узрит в этом лишнее подтверждение ее вины.
Что делать? Что? Что?!
Мысли судорожно метались, девушка стиснула зубы, чтобы успокоиться. Единственная надежда — заставить их отложить вынесение приговора… Но как? Как, помилуй Митра?!
Неожиданно кто-то чуть заметно толкнул её под локоть.
Пользуясь тем, что судья отвлекся, заговорив о чем-то с писцом, Палома незаметно повернула голову к молодому черноволосому стражнику, стоявшему справа от нее. Там, перед входом в зал, когда все они с таким азартом подслушивали спор судьи с этим странным типом в нише, он ей показался неплохим парнем. Что ему нужно — сейчас?..
Да. Синеглазый прищурился и, едва разжимая губы что-то прошипел. Девушке понадобилось изо всех сил напрячь слух, чтобы уловить его слова… И изо всех сил напрячь мозг, чтобы осознать их смысл.
— Закон Эмбория Первого…
Что за бред?! Эмборий, если ей не изменяла память, был королем Коринфии — еще когда страна не разделилась на кучу мелких удельных княжеств, одним из которых был и Коршен. О каком законе толкует этот парень, и чем это может помочь ей, Паломе?
Ловушка? Или стражник и в самом деле намерен ей подсказать какой-то выход из положения? Узнать возможности не представлялось. Впрочем, а есть ли у нее выбор? И, собрав волю и кулак, наемница звонким голосом объявила:
— Ваша праведность! Вы считаете меня виновной — но по закону Эмбория Первого, я имею право…
Она осеклась. На что, собственно, она имеет право? Хоть бы судья знал это сам!
— Что-о? — Глаза чиновника вылезли из орбит. — Да как ты смеешь…
— Закон Эмбория Первого, — повторила Палома с уверенностью, которой отнюдь не ощущала. — Я требую…
— Ты не смеешь ничего требовать — ты, убийца! — Судья брызгал слюной, давясь словами от возмущения.
Кажется, она попала впросак. Черноволосый ее подвел… Палома готова была обернуться к стражнику в отчаянных поисках поддержки — но помощь пришла с неожиданной стороны.
— А почему, собственно, вы лишаете ее этого права, любезнейший Агиери? — лениво подал голос человек в нише. — Уложений короля Эмбория, насколько мне известно, никто не отменял, и в Коршене они действуют точно также, как и повсюду в Коринфии. Или у вас иное мнение на этот счет?
Лицо судьи попеременно приняло все оттенки радуги, остановившись наконец на пурпурном.
— Я… она не… Об этом не может быть даже речи!
— Почему же? — В голосе незнакомца явно слышалась насмешка. — Как раз в данном случае это уложение применимо в полной мере. Пусть ваш писец поможет нам уточнить… — Он кивнул головой служке. Тот, с готовностью отложив перо и пергамент, засеменил к книжному шкафу у стены и с поклоном поднес своему начальнику какой-то древний фолиант, уложив на подставке поверх того, что судья читал ранее.
