Глеб Борисенков - Возвращение Урмана -1
В мертвой зоне оказалось около полусотни испуганных бойцов. Раненных было мало, длинные стрелы били насмерть.
- Я таких луков никогда не видел, - признался Торквила, с силой запустив пальцы под шлем. - Огромные штуки из двух частей! Какая же силища нужна, чтобы такой натянуть? Стрелы аж по самое оперение влетают, навылет!
- Так стреляют в диких кланах, - заметил Серый. Все разом посмотрели на него. - Я видел их раньше, в... ммм, на мозаике церкви.
Урман оглядел звено и успокоился, никого не задело. Особенно он боялся за Неждана. Такие зеленые всегда гибнут первыми, потому что не способны отличить игры от жизни, и не знают, что на войне нет простого проигрыша. Есть смерть, и есть жизнь. Больше ничего нет.
- Нам надо на другой берег, - поставил задачу Торквила. Офицеров выбило первыми, поэтому десятники взяли управление на себя. - Если мы не перейдем, то передохнем с голоду или нас задавят как щенят в этом проклятом лесу!
- Так, - предложил один из наемников. - В слепую больше не идем, группа на разведку. Если враг нам по зубам, наваливаемся скопом и давим.
Наемники поддержали идею, но когда дошло до добровольцев, дело замялось. Решили тянуть соломинки, Торквила вытянул короткую. Пальцы его дрогнули, сухая травинка выпала из рук. Десятник оглядел остатки колонны и будто хотел сказать, такое, что в другое время и не услышишь от него, злобного и придирчивого к мелочам.
- Ладно, - Торквила сплюнул под ноги. Длинное лицо приняло обычное мрачное выражение. - Мы быстро!
На этот раз воины были осторожны и передвигались перебежками от дерева к дереву, стараясь как можно ближе подобраться к мосту. На засеке прятаться стало почти невозможно, но и тут разведчики скрывались за пнями и буграми.
Опять засвистели стрелы. Пока расстояние до стрелков было большое, уклониться не составляло труда, но по мере приближения лучники били точнее. Одна стрела пролетела мимо головы Урмана.
Через шумную реку вёл длинный каменный мост с небольшой сторожевой башенкой на середине. За зубцами засели стрелки с огромными луками. "Один, два, три, пять, десять"! - Урман насчитал всего десяток лучников, остановивших две сотни пехоты. Он, мнивший себя бывалым ветераном, почувствовал стыд. Все его умения были детскими шалостями, играми в песочнице, по сравнению с мастерством и выдержкой противника.
- Их всего тринадцать! Десять лучников и три воина! - радостно крикнул Неждан. - Живо наваляем.... Ой!
Урман оглянулся и увидел упавшего паренька. "Вот и закончилась твоя сказка", - подумал рыцарь и дал знак отступать. Торквила издали, он так и не приблизился к мосту, махал руками, мол, ну чего там? Урман кивнул и вывел группу назад в лес.
В третий раз наемники вышли на просеку несколькими группами, прикрываясь щитами. На штурм собралось не больше сотни, остальные разбежались. С потерей капитана каждый в колонне стал спасать шкуру и думать ногами.
Десяток Торквилы, действовал в авангарде. Он и раздавал приказы о направлении атаки.
- Их всего тринадцать! Тринадцать! - как ненормальный твердил Марий. - Такого просто не может быть!
Серый, как подозревал Урман, самый опытный из всего полка, отмалчивался. Воин ощутил чужое сомнение, однако не мог не поверить в успех.
Со стороны башни налетел стремительный шквал стальных игл. Прежние атаки показались тренировкой перед боем. Черные фигурки на автомате натягивали огромные луки и отпускали тетивы. Стрелы врывались в очередную группу наемников, и выносили одного за другим. На мосту стало ещё хуже, из-за узости было невозможно отступить или увернуться.
Ковыль жалобно всхлипнул, стрела пробила щит и царапнула бок. Он не выдержал и бросился бежать, куда угодно лишь бы уйти со страшного места. И многие наемники так же бросали товарищей, потому что не могли поверить в происходящее. Люди так сражаться не могут!
- Демоны! - то там, то тут вскрикивал кто-нибудь из бойцов и, воровато оглядываясь, бежал назад к роще.
Урмана сжигала ненависть к мерзавцам, которые издалека, как трусы, положили кучу народа и ещё положат. Воин бежал по каменной брусчатке, одна злоба удерживала на ногах. Стрелы проносились мимо. Удивленный, будто этого никак не могло произойти, упал Торквила, разом подкосились ноги ближнего солдата.
И тогда Урман решился призвать тьму. Если Бог допустил такое, то ему больше не было места в сердце. Воин призвал самое великое зло, и ощущение осквернения прокатились по телу. Но что бы он ни призывал из Бездны, ничего не происходило. Стрелы всё так же выкашивали солдат, а немногие счастливцы, добежавшие до башенки, столкнулись с троицей мечников.
Урман видел искры от ударов по металлу и разлетающиеся брызги крови. Силуэты мечники расплывались перед броском, сверкала белая полоска стали, и свежий труп переваливался через перила. Урман остановился, за спиной были только убегавшие. Не меньше полусотни истыканных мертвых тел запрудило реку и мост.
Три мечника, в алых плащах и фигурном легком доспехе, смеялись и манили рукой. "Какие странные изогнутые мечи, - подумал воин и попятился назад. - Разве должны они занимать меня? Так ли уж важно добраться до них? Я просто умру, как умер обычный паренек Неждан, так и не доживший до большего. Чего я добьюсь? Кому станет легче от моей смерти? Это не тот враг, ради которого я покинул Рюген".
В него не стреляли, после удачного боя солдаты почти любят соперника и великодушно дарят свободу.
В лесу было тихо и спокойно. Всё так же напекало солнце, клубилась едкая пыль, и сухие крючья кустарника раздирали плащи. Но это уже стало почти родным и добрым, по сравнению со злой рекой. Остатки разбитой колонны бесцельно бродили между деревьями. Несколько десятников вялыми голосами собирали наемников в кучу.
- Рядом должны быть броды! - предложил Серый. Урман и не заметил, как тот уцелел. - Можно спуститься вниз по течению.
Остатки колонны без порядка и начальства двинулись в обход. Растянувшиеся солдаты отдельными группами перешли реку, и к вечеру доплелись до крепости. Не менее сотни наемников пропало без вести.
- Тьма не есть особая сила, как то толкуют священники. Тьма - это бессилие. Вот я в отчаянии к ней обратился, и что получил? Силу? Храбрость? Удачу? Ничего! Это просто бессилие, злоба от слабости и никчемности, - рассуждал Урман. - Теперь у меня есть семья - мой десяток. В заботе о других я обретаю силу. Может всё, что я натворил, с тех пор, как меня бросили и были величайшими глупостями, но это мои глупости и моя жизнь. Я иду дальше!
Каменные стены Дубно внушали уважение. Они словно говорили, что здесь есть закон, деньги и сила, которая заставит считаться. Сломленные, уставшие наемники смотрели на местных, как на Богов. И тем хуже был прокатившийся шёпот, что все местные словенцы предатели.
