Стивен Браст - Джагала
Я шел и размышлял о поисках своей семьи. Прошу прощения, родни. Два месяца назад это было бы проще некуда, я бы просто сказал: «Крейгар, выясни, есть ли у меня родня в этой деревушке». Он съехидничал бы раз-другой, кое-кому перепало бы несколько монет, кое-кому – несколько угроз и оплеух, и в итоге я получил бы искомое. А сейчас придется всем заняться самому. Я представил себе, как брожу по городу, стучусь в каждую хижину и спрашиваю – никогда не слышали такого имени, «Мерс»? – и картина сия мне совсем не понравилась.
Несколько беспризорных кетн неторопливо переступали своими маленькими раздвоенными копытцами, похрюкивая и пофыркивая в поисках пропитания. Предположительно, у каждой где-то были хозяева; интересно, как хозяевам удается различать их. Может, кетны достаточно умны, чтобы возвращаться домой самостоятельно? И если да, то, учитывая их конечную судьбу, достаточно ли они умны, чтобы туда не возвращаться?
На той стороне улицы толстяк с коротко подстриженной сединой как раз поднимал деревянный навес, укрепленный на двух подпорках, и тут до меня дошло: это чтобы люди могли стоять у него перед лавкой, а свет Горнила не слепил бы их. Раньше я не осознавал, как сильно влияет Горнило на все, что делают люди. Надо бы этого не забывать.
Я зашагал прямо к нему. Он окинул меня оценивающим взглядом, как лавочники всегда делают, примечая потенциального покупателя. Великого впечатления на него я не произвел, но кивка меня все же удостоили. Внутри висели и стояли на крючках и полках разнообразные чайники, кофейники, дверные петли, чашки, котлы, и даже несколько тарелок с гравировкой; все – приятного оттенка червонного золота. Мое отношение к толстяку улучшилось; всегда уважал людей, которые делают конкретные вещи.
– Вы жестянщик, – сказал я.
Он изогнул бровь и фыркнул.
– Нет уж. Я уважаемый негоциант и член Гильдии. А жестянщики либо продают свои изделия через мою лавку, либо вообще здесь в округе не торгуют.
Мне вдруг захотелось проверить, сколько кофейников я сумею запихнуть ему в глотку.
– Ясно, – пробормотал я и продолжил осматривать лавку. Он наблюдал за мной, словно я собирался что-то спереть. Мне захотелось так и сделать, просто из принципа.
«Босс, напомни-ка, почему ты не убиваешь выходцев с Востока?»
«Я никогда такого не говорил. Я сказал, что не нанимаюсь убивать выходцев с Востока.»
«Тогда…»
«Нет, этого я не убью. А если даже убью, ты его не съешь. Кстати, от такого жирного мяса у тебя будет несварение.»
Я изучил лавку, стараясь ни к чему не прикасаться, потому что если бы толстяк заикнулся о «поврежденном товаре», я бы все-таки его прикончил.
– Член Гильдии, – повторил я.
– Верно, юноша. Так что осторожнее.
– Я в городе недавно. О какой из гильдий речь?
Он фыркнул.
– О Гильдии торговцев, разумеется.
– А. Разумеется.
«Босс…»
«Тихо. Я работаю.»
Я безразлично улыбнулся и спросил:
– Это местная гильдия, или она часть бОльшей гильдии всего края?
С его стороны последовал, уверен, Пронзительный Взгляд.
– Зачем вам нужно это знать?
– Просто интересно.
«Босс, зачем тебе это знать?»
«Просто интересно.»
Любопытственно, однако. Вчера вечером кое-кто принял меня за знатную персону. Сейчас этот тип заподозрил, что я бандит или преступник. Терпеть не могу, когда кто-то строит обо мне подобные предположения. Таким людям всегда хочется переломать ноги.
Я спросил:
– Вам не знакомо имя Мерс?
Он сощурился еще сильнее.
– Вы пытаетесь мне угрожать?
– Нет.
– Я не поддаюсь на угрозы, юноша.
– И хорошо, потому что я не угрожаю.
– Думаю, вам лучше покинуть мое учреждение.
Учреждение. У него учреждение.
Я пожал плечами и вышел вон, потому что решил, что оставаться бесполезно, а кроме того, это последнее, чего он от меня ждал.
«Вот это, – сообщил я Лойошу, – был довольно интересный разговор, а у меня случалось немало интересных разговоров.»
«То есть ты понятия не имеешь, что случилось, так?»
«Так. Но кое-что случилось, правда?»
«Само собой, босс. Только вот как это связано с тем, что ты ищешь?»
«Я упомянул семейное имя, и он решил, что я ему угрожаю.»
Лойош не ответил.
Шагов через десять меня вдруг накрыла волна ностальгии, о какой я даже и помыслить не мог. Прямо передо мной было крошечное строение, как будто покров свежей зелени набросили на хлипкий скелет; без окон, а дверь закрывал плотный шерстяной занавес. С низкого карниза свисали растения: плющ, коэль, чабрец, пряженица, омутник. Лавка моего деда выглядела иначе, но пахла точно так же. Я немного постоял снаружи, чувствуя, как губы растягиваются в улыбке, а потом отодвинул занавес и шагнул внутрь.
Внутри было темно, чадящие светильники мерцали, что заставляло горшки на полках и растенья на крючках словно подпрыгивать и изгибаться. Потихоньку мои глаза привыкли к темноте и мерцанию.
Тип в лавке совершенно не напоминал деда. Физиономия производила впечатление, словно кто-то взял его за подбородок и как следует дернул вниз; высокий лоб и редеющие волосы лишь усиливали впечатление. Одет в застиранную, некогда синюю фуфайку и свободные бурые штаны. Возраст его я мог бы назвать с погрешностью лет в тридцать. Взглядом блекло-карих глаз он смерил меня, и выражение лица в точности напомнило мне предыдущего лавочника. Я ему явно не понравился. Может, дело было в джарегах, а может, во мне самом.
Нет, я не хотел ломать ему ноги, сперва правую, потом левую. Я даже об этом не думал.
Он наклонил голову столь безразлично, что, пожалуй, смог бы кое-чему подучить Морролана по части холодной вежливости, и молча предоставил мне начать разговор. Что я вскоре и сделал.
– Есть у вас шабская соль?
– Нет, – ответил он.
Я минуту помолчал, а затем спросил прямо:
– Что-то не так?
– Ничего. У меня просто ее нет, только и всего.
– Я не о том. Ваше поведение. Что я вам такого сделал? Вам не нравится, как я одет, или что?
– Вы колдун, – заявил он.
А вот тут нужно кое-что пояснить. Переводится это «колдун» и никак иначе, но употребил он фенарианское слово «эрдергбасор», которое значит, скажем, «колдун, который причиняет другим вред», или «колдун, который изучает вещи, о каких приличные люди не говорят». Что-то в этом роде. Слово-то я знал, но никак не ожидал, что его употребят по адресу милого и доброго меня.
Мой дружок легко прочел перевод этого слова в моих мыслях, и я спросил:
«Мысли есть, Лойош?»
«Я в нокдауне, босс. Ни единой.»
Пальцем я нарисовал на прилавке небольшой кружок, а потом обратился к лавочнику – я называю его «лавочником», потому что не мог думать о таком как о колдуне:
