Дмитрий Вернидуб - Морская пена
— А как же сообщение Виндибура? — развел руками Алебас Кротл. — Он ведь предупреждает нас об опасности! Я требую уважения к моим согражданам!
— Успокойтесь, дорогой друг, — ровным тоном произнес Амид Будинрев. — Возможно, это просто уловка, и таким образом вас пытаются запугать.
— Почему нас? А вас? — раскрасневшись, запыхтел магистр Невысокликов.
— А нас — бесполезно, — ответил магистр Гномов, и взгляд его сверкнул холодным огнем.
Гуго довольно ухмыльнулся, прикрывшись рукавом: неприязненные нотки в разговоре правителей — это как раз то, чего он добивался.
Перебранка грозила перерасти в скандал. Но Клейт, вождь скотоводов, попросил уважения к месту проведения Совета. Мудрый старик не принял ничью сторону, но как всегда выделил главное.
— Надо смотреть в корень, — он провел ладонью по длинной седой бороде. — Раз говорится, что кто-то очень таинственный и недобрый общается с морками, значит, опасность реальна, кто бы и с какой целью об этом не писал. Поэтому патрули, совершающие дальние выходы, надо усилить, а птицу посадить под арест, до поры до времени.
Увидев, что возражений не предвидится, Грейзмогл с молчаливого кивка магистра Будинрева поспешил исполнить последнее. Но сцапать Брюгая посланнику не удалось. Пока члены Совета говорили, попугай переклевал кожаный ремешок, которым его за лапу предусмотрительно пристегнул папаша Уткинс. Как только Гуго протянул руки, птица заорала:
— Полундр-р-ра! На абордаж!
И атаковала гнома, клюнув его в мясистый нос. Грузный Гуго позорно хлопнулся на зад, а Брюгай с ехидным криком:
— Гр-рейзмогл — р-рак болотный! Нури Орбуж тебе не чета! — вылетел из пещеры.
За ним, призывно крича и маша руками, бросился папаша Уткинс. Но птица, ярким пятном мелькнув в пасмурном небе, скрылась за верхушками сосен.
Можно догадаться, какое впечатление произвели на гномов последние слова попугая. Значит, алебардщик Нури тоже жив, и по какому-то непонятному стечению обстоятельств находится там же, где и остальные! Следовательно, у него должны быть веские причины, чтобы не вернуться к своим — так уж воспитаны гномы. К тому же, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто теперь стал главным врагом Гуго Грейзмогла.
* * *С весной воды на затонувших равнинах меньше не стало. Дожди хоть и стали идти реже, но земля, напившаяся «под завязку», отказывалась впитывать влагу. Бесконечное болото жило в ожидании эры гадов и земноводных, коих такое беспросветное положение вещей весьма устраивало. Хотя и последней гадюке иногда хочется погреться на солнышке, ощущая брюхом тепло нагретых камней.
В Норном поселке изредка пробивающимся сквозь тучи солнечным лучам радовались как праздничному фейерверку. Голопузые невысоклики дружно выбегали на улицу и, зачастую стоя по колено в грязи, подставляли льющейся сверху благодати исхудавшие за зиму тела.
Гномы удивленно таращились на эти выкрутасы, решительно не понимая, как может прийти в голову почтенным отцам семейств разгуливать голышом на глазах у всех, и при этом оживленно беседовать, например, о забое скота.
Папаша Уткинс целыми днями всех убеждал, что вот-вот, уже скоро, к нему приплывут его дочурки, и он сможет их обнять. Подавалось это так, как будто он получал от них письма чуть не каждый день.
Скорое возвращение двойняшек обрастало все новыми подробностями. Так что соседи вскоре начали шептаться, мол, невиданная говорящая птица прилетает к Уткинсу по ночам. Но все, даже те, кто в это не верил, кивали, дескать: «конечно», «а как же», «иначе и быть не может», и даже приносили для попугая крошки и зернышки со своего стола. Благодарный отец принимал подношения, а затем ходил в ближайший сосняк кормить с руки лесных птиц, надеясь, что Брюгай вдруг появится с криком: «Авр-рал! Пакет Уткинсу!»
* * *Вероятно, тайные посещения потому и зовутся тайными, что делаются ночью, скрытно и почти всегда неожиданно.
Все началось с того, что над верхушками елей, на фоне сумрачного вечернего неба мелькнул странный силуэт. Птица, похожая на филина, стремительно опустилась из поднебесья, неся за хвостом нечто похожее на дымный шлейф. Вскоре образование отделилось и поплыло между деревьями тускло светящимся облачком. Это был загробный Брю. Призрак направился к Норному поселку и почти незамеченным скользнул в одну из улочек. Почти, потому что Кривой Кид его видел.
Помощник Гуго Грейзмогла тоже крался в одиночку, заглядывая в редкие освещенные оконца. Шпионить за припозднившимися согражданами было его любимым развлечением и работой одновременно. Согласитесь, большая редкость, когда и то, и другое совпадает.
Кид был холост (да и кому захочется жить с таким, в полном смысле этого слова, нелицеприятным субъектом), поэтому времени у него было — хоть отбавляй. У невысокликов ходила байка, будто бы бабка Кривого Кида согрешила с лешим, а сам Кид может навести порчу на кур и поросят.
Соглядатай нервничал весь вечер. Наутро Грейзмогл потребовал от своих подручных представить отчет за неделю, а провинившихся, как назло, никак не удавалось выявить. Переселенцы словно сговорились вести себя прилично и «не нарушать». А тут такая удача!
Пересилив страх, весь липкий от пота Кид двинулся за приведением, бормочущим себе под нос какие-то странные ругательства.
Загробный Брю на чем тот и этот свет стоят костерил бестолковых обитателей Норного поселка, вешающих где попало, на чем попало и совсем не вешающих табличек с именами проживающих в норах-домах. Брюгай же, знавший где живет Уткинс, выбился из сил и едва не падал с елки от усталости.
— Чтоб мне в кружке утонуть, проглоти ее сом! — громче обычного возмутился Брю, останавливаясь у очередной таблички.
На привязанной к палке старой разделочной доске было выжжено: «Пока живу здесь, но надеюсь, что перееду. А еще я пою. Дальний Бибус».
— Я и ближнего-то никакого не знал, хорони его лещ! — негодовал призрак. — А его родственнички уже тут как тут — новыми хойбилонцами заделались. Надеюсь, Уткинс, протухни его селедка, не подался в плясуны. Тьфу!
Брю забыв, что он нематериален, попытался сплюнуть, но тщетно. Только маленькое облачко, похожее на трубочное колечко, отскочило от головы и растворилось в воздухе.
«Чтоб меня! — зажмурил единственный глаз Кривой Кид, но поборов страх, на цыпочках, зашагал дальше. — Уткинс, значит… Так вот с кем водит знакомство любитель экзотических птиц!»
Пройдя улочку почти до конца, то и дело останавливаясь и чертыхаясь, покойный паромщик добрался до норы с кучей надписей прямо на двери. Среди прочих образцов хозяйской фантазии типа: «Все Дрыглы здесь» или «К глухому Тэду не стучать» значилось: «Уткинс. Прошу покорнейше. Третья направо, с окном». Отыскав указанное окошко, Брю просочился в форточку. К хождению сквозь стены паромщик никак не мог привыкнуть.
