Макс Мах - Твари Господни
– Входите, пожалуйста, – пригласил старик.
Кайданов оглянулся на Лису, пожал плечами и прошел мимо Иакова в комнату. За ним вошла Лиса, а за ней, закрывая за собой дверь, и старик.
– Садитесь, – он взмахнул рукой и в камине вспыхнул огонь, а в двух серебряных подсвечниках, стоявших на столике между кресел, загорелись свечи. – Прошу вас.
– Спасибо, – Лиса села первой, а после нее опустились в кресла и Кайданов со стариком.
– Итак?
– Что это за место? – спросил Кайданов.
– Это моя комната, – с усмешкой ответил Иаков, подчеркнув интонацией слово "моя". – Здесь мы можем говорить, не опасаясь, что нас подслушают. Впрочем, я думаю, вы хотели спросить не об этом, не так ли?
– Да, – вместо Кайданова сказала Лиса. – Фарадей имел в виду это место, этот город, все это, – сделала она охватывающий все вокруг жест.
– Не знаю, – покачал головой старик. – И никто не знает. Мы говорим "светлые небеса", но смысл этих слов лишь в том, что все мы видели другое небо, черное. Но там есть звезды, а здесь… Здесь нет солнца, молодые люди, но есть свет. Здесь никогда не бывает ночи, и сезонных изменений погоды здесь нет тоже. Тут, в городе, всегда тепло и светло, а в пустыне жарко, вот и все разнообразие. Город мы называем просто "Городом", а пустыню – "Пеклом".
– Но кто-то же должен был построить этот город! – возразила Лиса.
– Естественно, – согласился с ней старик. – Мы сами его и строим, милая девушка. Вот этот собор, например, создал я, а кофейню, в которой вы, наверняка, уже побывали, – Гург. Но, правда и то, что Город, как город, существовал всегда. Во всяком случае, даже самые старые его обитатели, пришли уже на готовое.
– Значит, – осторожно сказал Кайданов. – Раньше здесь кто-то уже жил?
– И да, и нет, – усмехнулся Иаков. – Да, потому что это самая правдоподобная версия, и за неимением других – кроме, быть может, божественного промысла – приходится довольствоваться ею. Но, с другой стороны, нет, потому что здесь нельзя жить, и никто в городе не живет. Сюда только приходят, чтобы рано или поздно из него уйти.
– Почему? – спросила Лиса.
– Возможно, – старик смотрел сейчас на нее серьезно и строго. – Возможно, потому что это иллюзорный мир, донна Рапоза.
– Ничего себе иллюзия! – удивленно воскликнул Кайданов, похлопав ладонью по старому лакированному дереву подлокотника.
– Если бы вы, молодой человек, смогли заглянуть в бредовые видения шизофреников, вы удивились бы материальности и, так сказать, "реальности" мира, в котором эти бедолаги существуют.
– Так мы что, по вашему, все с ума посходили? – в Кайданове закипало возмущение, он ожидал совсем другого разговора.
– Не думаю, – снова покачал головой Иаков. – Вероятно, это просто часть нашего Дара, я имею в виду, способность сюда приходить.
– Некто Никто сказал, что это магия, вы тоже так считаете? – Лиса вытянула перед собой руку и в ней неожиданно возник граненый стакан с чем-то, напоминающим вино. Она вздрогнула, сама, вероятно, испугавшись того, что сделала, но быстро взяла себя в руки и поднесла стакан к носу.
– Пахнет скипидаром, – удивленно сказала она.
– Всему на свете приходится учиться, – пожал плечами старик. – Этому тоже. Хотите, вина?
– Вина?
– Могу предложить еще водку, – усмехнулся Иаков. – Коньяк, но коньяк, честно говоря, выходит у меня средненький. Не наградил бог талантом. Впрочем, кофе и вино тоже так себе, а вот чай – вполне приличный. Хотите? Настоящий цейлонский!
– Давайте, – улыбнулась Лиса, осторожно поставив свой стакан на пол.
– Вам тоже? – повернулся к Кайданову Иаков.
– Да, спасибо, – Кайданов чувствовал себя скверно. Разговор, чем дальше, тем больше, ему не нравился, однако и уйти он не мог, хорошо понимая, что больше ему идти некуда и не к кому.
– Так что там с магией? – почти зло спросил он вслух.
– С магией? – старик извлек из воздуха две большие фарфоровые часки, над которыми поднимался парок, и протянул их Лисе и Кайданову. – С сахаром, по две ложки на чашку.
– Спасибо, – сказала Лиса, принимая чай. – Но вы, кажется, начали говорить о магии.
– Да, – кивнул старик. – Фарадей, вы умеете передвигать вещи без помощи рук?
– Да, – неуверенно признал Кайданов, вспомнив вдруг, как с полгода назад, как-то вечером передвинул взглядом парковую скамейку у Городского пруда. – Да, умею, но это никакая не магия!
– А что тогда? – старик был само спокойствие, хотя не мог не видеть, что Кайданов на грани срыва
– Все можно как-то объяснить, – с вызовом ответил Кайданов.
– Вы так думаете? – вежливо спросил Иаков и сам же ответил на свой вопрос:- Впрочем, вас так учили. Да и почитать в ваших Палестинах, наверное, особенно нечего.
– Ну я бы так не сказал, – обиделся за родину Кайданов. – Я читал Райта, Хэнзела, Сюдре, Пратта.[4] Вам достаточно? Если нет, так у нас и свои исследователи, слава богу, есть, не хуже ваших! Вы слышали о Бехтереве?[5] А статью Зинченко и Леонтьева читали?[6] А я, между прочим, читал и отчеты Турлыгина и Перова.[7]
– И как вам все эти Нинели Калугины и Розы Кулешовы?[8] Внушают осторожный оптимизм, как Александру Романовичу?[9]
– Что? – опешил Кайданов, который никак не ожидал, что старик Иаков настолько хорошо знаком с советской действительностью.
– Скажите, Фарадей, – мягко улыбнулся старик. – Только честно, чем вы двигали ту скамейку?
– Откуда вы…? – удивленно вскинулся Кайданов.
– Не важно, – отмахнулся Иаков. – Вопрос принципиальный. Вы же, кажется, немного разбираетесь в физике, господин Фарадей. Откуда взялось столько энергии, и как она, по-вашему, была передана скамейке?
– Не знаю, господин Иаков, – Кайданов уже взял себя в руки и смог даже саркастически улыбнуться. – И древние люди не знали, что земля круглая. Ну и что? На то и существует наука, чтобы искать ответы на поставленные природой вопросы.
– Разумно, – кивнул старик. – Беда, однако, в том, господин Фарадей, что вы и такие, как вы, хотите применить научный метод к чему-то такому, что априори объектом науки являться не может.
– Почему бы? – скептически прищурился Кайданов, почувствовавший, что наконец-то оказался на твердой почве. О науке он мог говорить долго и много, и часто говорил.
– Потому что то, о чем мы сейчас с вами говорим, самим фактом своего существования опровергает непреложные законы природы, сформулированные столь любезной вам наукой, – спокойно объяснил Иаков. – И которые, в свою очередь, являются для нее, этой вашей науки, исходной точкой, базисом, аксиоматической основой.
