Анна Клименко - Век золотых роз
Шезра переглянулся с Мен-Роем, но тот лишь пожал плечами.
– Хорошо, я иду.
Он приблизился к звезде, подобрал подол альсунеи.
– Осторожно, метхе, – аметистовые глаза элеана внимательно наблюдали за каждым его движением, – прошу тебя…
Но Шезра приподнялся на цыпочки, затем сделал широкий шаг и, подумав, какое жалкое зрелище представляет, раскорячившись над горящими свечами, неловко перевалился на отставленную ногу.
– Садись напротив меня, – тихо сказал Тарнэ.
Он снял с шеи мешочек на кожаном ремешке, выложил на пол перед собой маленькую чашу, выточенную из кости, и дымчатый кристалл горного хрусталя. Шезра молча наблюдал и вдруг поймал себя на том, что не может отвести взгляда от татуировки на плече элеана. Был это чешуйчатый хвост, похожий на змеиный. Слишком похожий…
Но что представлял собой весь рисунок, метхе Шезра так и не узнал, потому как элеан был в безрукавке. Синху захотелось спросить об этом, но он вовремя прикусил язык. Сперва дело. Все остальное после.
Тем временем Тарнэ извлек на свет еще один предмет, и синх поежился при виде ритуального ножа. Слишком много раз приходилось ему держать в руках Оружие для богов, и слишком часто принимал он последний вздох жертвы…
Элеан хмуро посмотрел на синха, но ничего не сказал. Сделал продольный надрез на руке, вскрыв вену; темная, почти черная кровь вялой струйкой потекла в чашу.
– Прими мою жертву, Сумеречный Отец, и яви свою милость, – прошептал Тарнэ.
Чаша наполнилась до краев.
Элеан закрыл глаза, губы его беззвучно шевелились.
– Ты тоже должен воззвать к Санаулу, – с трудом расслышал синх, – он услышит твой голос, но ответит ли?
Шезра на миг прикрыл глаза. Санаул, Санаул… Сумеречный Отец всех элеанов. Тот, чье чело от начала времен венчает Темный алмаз, и в каждой грани драгоценности – провидение.
Он попытался представить себе бога – огромного, белокожего, с распахнутыми кожистыми крыльями… Ну и конечно же не забыть камень, вросший в широкий лоб, игру света в мириадах граней, бесконечную глубину вечерних сумерек, разделивших день и ночь…
– Молись! – приказал беззвучно элеан. – Молись ему. Проси о милости.
В следующий миг он сделал еще один надрез, уже на другой руке. И снова кровь частыми каплями потекла в чашу, которая… Которая отчего-то была совершенно пуста.
– Смиренно прошу тебя ответить, – одними губами сказал Шезра, стараясь не утратить видение Бога, – я, Отступник, прошу снизойти и явить нам…
– Еще, – потребовал элеан. На лбу его выступили крупные капли пота, руки тряслись, и ритуальный нож плясал в беспокойных пальцах.
Шезре показалось, что из чаши поднимается тонкая струйка дыма. А кровь – она словно впитывалась в костяные стенки ритуального сосуда.
«Я пожертвую тебе так много, как ты захочешь, – подумал синх, – я знаю, что чужие боги не дают ничего просто так. Я отдам тебе… Душу избранника Шейниры и разрушу храм Претемной Матери».
– Добро, – прохрипел элеан, – хорошо… Теперь смотри…
Аметистовые глаза закатились, дыхание пресеклось – и Тарнэ простерся на полу, содрогаясь в конвульсиях. Но перед тем, как потерять сознание, он все-таки успел схватить Шезру за руку, и синх увидел…
Молодого соплеменника в драной альсунее. Он пробирался по заснеженному северному лесу, собирая хворост, и Шезра откуда-то знал, где именно находится этот молоденький синх. Всего лишь на миг лицо Избранного Шейнирой оказалось совсем близко, каждая полоска, каждая чешуйка впечатались в память.
«Элхадж. Меня зовут Элхадж».
И заснеженный лес начал кружиться, все быстрее и быстрее, смазывая нового Избранного в темное, бесформенное пятно.
…Шезра открыл глаза. Над ним нависал обеспокоенный Мен-Рой.
– Проклятие Шейниры, метхе! Что это вы тут устроили?
– Тарнэ? – Синх буквально подскочил. – Что с ним?
– Мы его унесли. Совсем ему худо, – ийлур мрачно сплюнул на пол, – ох, до чего же я не люблю все эти ритуалы!
– Но ведь он… не откажется? – Синх, кряхтя, стал подниматься. Звезда погасла, только кое-где еще теплились огоньки.
– Он тут все бормотал, что уже полдела сделано, – Мен-Рой покосился на оставленную чашку и кристалл, – что это, а, Шезра?
– Это принадлежит Тарнэ.
Синх осторожно поднял вещицы; на ощупь они оказались горячими.
– Надо их ему отдать, – сказал Шезра, – и еще… спасибо тебе, Мен-Рой.
– Потом благодарить будешь.
Ийлур осматривался, почему-то нюхая воздух.
– И какой это пакостью тут воняет, а? Кошек вы тут часом не жгли?
Шезра только пожал плечами. Ему-то откуда знать? Собственно, упомянутых кошек и взять-то было неоткуда; Мен-Рой, похоже, приплел их по старой памяти – маленькие одомашненные, хищники жили в ийлурских селениях на севере.
Что до общего положения дел, Тарнэ на деле казался парнем надежным, а главное – весьма одаренным. И это зажгло искру надежды в душе старого синха. Может быть, и на этот раз план Шейниры потерпит крах?
Глава 2
ЭЛХАДЖ. НАЧАЛО ПУТИ
– Храм потерял силу, Храм опустел… – прошепелявил старый синх. Зубы свои он утратил полвека назад, говорил весьма неразборчиво, но молодняк привык, а потому никто не переспрашивал.
За глиняными стенами гнезда подвывала буря, бросая в оконце пригоршни тяжелого колючего снега; метался огонь в очаге, то припадая к поленьям, то подскакивая к закопченному дну котелка. Последний попыхивал жидкой кашей, где жир гостил исключительно по праздникам. Например, в день Создания первого синха, который приходился на первое новолуние после летнего солнцестояния…
– Храм утратил силу и опустел, – повторил старик, почесывая чешую на затылке, – когда Храм Шейниры будет разрушен, не останется и синхов. Всех перебьют, а те, кому удастся спрятаться, вымрут от голода и болезней.
Элхадж поежился под тощим одеялом. Пророчества старика изрядно надоели за последние десять лет, но приходилось терпеть. Да и выгонишь ли его, последнего из тех, кто бился с ийлурами в час Плакучей Ивы? Последнего, кто еще помнил былое величие синхов и умел возносить молитвы Шейнире?
– Наш народ отжил свое, – просипел старик и тут же задремал, уронив голову на грудь.
В окно плеснуло белой снежной волной, и огонь в очаге испуганно прижался к красным уголькам.
Элхадж тоже закрыл глаза, но заснуть не удавалось. Рядом сопел и ворочался маленький синх, недавно вылупившийся из яйца; он смешно дергал во сне ногами, пиная при этом сидящего рядом Элхаджа. С другой стороны шушукались две юные синхи, время от времени хихикая в кулак и стреляя глазками в сторону собравшихся мужчин. К слову, глаза у них были просто замечательными – ярко-желтыми, светящимися в полумраке. Да и рисунок на чешуе тоже казался привлекательным, кокетливыми полосками забирался на щеки, ложился плавными линиями у внешних уголков рта.
