Елизавета Абаринова-Кожухова - Холм Демонов Часть третья Золотая лягушка
— Ох, чего-то я у вас засиделся, — встал из-за стола и Василий. — Мне уж пора. Главное — не теряйте надежду, отец Нифонт, и все будет хорошо.
* * *На столе весело урчал огромный трехведерный самовар в окружении чашек, баранок и горшочков с вареньем. Глава сыскного приказа Пал Палыч медленно, со смаком потягивал душистый чаек прямо из блюдечка с голубой каемочкой:
— Такого чая, любезнейший Серапионыч, вы больше нигде не отведаете. Ваши собратья по ремеслу, царь-городские лекари и знахари, приписывают ему славные целительные свойства.
— Да-да, чудный чаек, — поддакивал Серапионыч, профессиональным движением извлекая из внутреннего кармана скляночку и подливая в чай. — Не хотите попробовать? Ну, как хотите. Да, кстати, дорогой Пал Палыч, у меня тут до вас небольшое дельце имеется. Василий Николаич просил меня выяснить более детально насчет обстоятельств смерти князя Владимира.
— Я уж, по правде сказать, и забыл про это дело, — поморщился Пал Палыч. — Да и чего тут можно нового накопать?
— Вот-вот, именно насчет накопать я и хотел с вами поговорить, — радостно подхватил Серапионыч и сделал первый глоток. — А чаек у вас действительно знатный. Неплохо бы сбацать эксгумацию.
— Простите, не понял, — поставил блюдечко на стол Пал Палыч и налил новую порцию.
— Ну, выкопать труп и хорошенечко его изучить, родимого. — Чего?! — поперхнувшись чаем, выпучил глаза сыщик.
— Ну это же элементарно, дорогой Пал Палыч. Раскапываем могилку, открываем гробик, извлекаем трупик и потрошим его за милую душу...
— Но зачем?
— Ну, установим характер удушения...
— Зачем тревожить усопшего? — взволнованно сказал Пал Палыч. — Нехорошо
— Хорошо, очень даже хорошо! — подхватил доктор. — Я это сколько раз проделывал.
— Ну, не знаю, где вы это проделывали, но у нас за такое надругательство камнями побьют да в Кислоярке утопят!
— Господи, какие дикие нравы, — вздохнул Серапионыч. — Ну ладно, раз нельзя официально, так может вы мне хотя бы подскажете, как выйти на здешних археологов?
— А это еще что за лиходеи? — пристально глянул на собеседника Пал Палыч.
— Ну, это такие людишки, которые промышляют по ночам на кладбище. Раскапывают могилки, покойничков раздевают, берут себе что получше. Им-то уже ни к чему, а людям польза.
Пал Палыч посмотрел на Серапионыча с грустью:
— Мертвым-то оно, конечно, может, и ничего не нужно, но уважение к последнему пристанищу — это нужно нам самим. И что же за жизнь будет без этого?
— А чего? — спокойно поправил пенсне доктор. — Мы такой жизнью живем — и ничего вроде.
— Вроде, — скорбно покачал головой Пал Палыч.
* * *Войдя к себе в номер, Василий застал обоих скоморохов — они расставляли свои новые приобретения, сделанные на золотые монеты из чудо-шкатулки. По преимуществу это были предметы театрального реквизита и мелкая мебель для повозки. В углу стояли три вместительных корзины, из которых доносилось лягушечье кваканье.
— О, вы уже и на болоте успели побывать! — похвалил Дубов.
— Купили, — пренебрежительно ответил Антип. — Оказывается, их здесь торгуют на базаре для галльских купцов, дабы те чувствовали себя, как дома.
Детектив отправил скоморохов на базар с двоякой целью — пустить в оборот как можно больше "лягушачьих" монет, а заодно узнать, что говорят в городе о насильственной смерти воеводы Афанасия. И было видно, что скоморохи явились не совсем "пустыми" — если Антип чинно ходил по комнате и перебирал многочисленные покукпки, то Мисаила, кажется, просто распирало от желания поделиться новостями с Савватеем Пахомычем.
— Ну, так что новенького? — сжалился Дубов над Мисаилом. Тот тряхнул кудрями:
— О, весь город просто гудит! — О чем — об убийстве воеводы?
— Какой там воевода! — театрально воздел руки к закопченному потолку Мисаил. — Свадьба, вот чем живет вся Мангазея!
— Постойте-постойте, какая свадьба? — опешил детектив.
— Какая свадьба? И он еще спрашивает, какая свадьба!
— Известно какая, — подключился к разговору Антип, — самой Пульхерии Ивановны!
— Что за Пульхерия Ивановна? — не понял Дубов.
— Как, ты не знаешь, кто такая Пульхерия Ивановна? — сочувственно изумился Мисаил. — Это же величайшая певунья всех времен и народов. Вот уже сорок лет она услаждает слух всех истинных ценителей...
— Пятьдесят, — кратко перебил Антип.
— Чего пятьдесят? — резко обернулся к нему Мисаил.
— Лет, как услаждает, — высокопарно ответствовал Антип.
— Кто тебе сказал такую чушь? — взорвался Мисаил. — Да, она, конечно, вдвое старше Фомы, но не настолько же!..
— Тихо! — пресек перебранку Дубов. — Расскажите мне спокойно и с расстановкой, что это за свадьба и почему о ней гудит весь город.
Скоморохи переглянулись, и Антип принялся объяснять Дубову, как несмышленому дитяте :
— Свадьба между прославленной певуньей Пульхерией Ивановной и городским певчим Фомой. Фома ей по годам во внуки годится, но это ничего; главное — любовь.
— А какая любовь! — не выдержал Мисаил. — О, сколь замечательную песню посвятил Фома своей невесте!
Скоморохи еще раз переглянулись и с чувством затянули:
— Ох ты гой еси, Пульхерия свет-Ивановна, Светик ты мой ясный, ты моя зазнобушка, Березынька моя белая, густолиственная, Рыбонька ты моя золоточешуйчатая, Заюшка моя быстроногая, Птичка ты моя среброкрылая...
Но так как сия возвышенная песнь не вызвала у Василия ожидаемого восторга, то скоморохи вновь перешли на низкую прозу:
— День свадьбы еще не назначен, но готовится великое торжество с народным гулянием за городом, на Ходынской пустоши. Вот бы поучаствовать! Мы бы показали там свое представление, получили бы какую-никакую прибыль...
— Ну хорошо, а что говорят в народе о гибели воеводы? — попытался вернуть беседу в нужное русло Василий.
Антип недоуменно пожал плечами:
— Да ничего не говорят. Кого может привлекать такая мелочь? Мисаил добавил:
— Мы спрашивали у людей, но большинство даже не слышали об этом Афанасии, а для тех, кто слышал, весть о его кончине оказалась настоящей новостью!
— Да кому это важно, — пренебрежительно заметил Антип. — Вот если бы Пульхерию Ивановну...
Тут раздался требовательный стук в дверь.
— Да-да, заходите! — крикнул Василий, и в комнату вплыла хозяйка постоялого двора, пожилая и весьма крупная дама. Уже при первом свидании с ней, когда снимал номер, Дубов отметил, что она чем-то очень напоминает знаменитую актрису Фаину Раневскую.
— Вот зашла узнать, как устроились, — заговорила хозяйка низким и слегка прокуренным голосом, с подозрением косясь в тот угол, откуда доносилось радостное кваканье. — Не нужно ли чего... — И вдруг она покачнулась и упала прямо на табуретку, едва ее не сломав. Дубов и скоморохи бросились к ней. — Это вы... вы...
