Александр Тюрин - Тринадцать уколов
– Лежал вот на этом диване, принявши вон то лекарство.
– Наркоман?
– Никак нет, гражданин правохранитель. В ампуле, которую вы в прошлый раз прибрали, хоть она больших денег мне стоила, отнюдь не наркотик.
– Знаю, Лямин. Мы ее на анализ брали. К известным наркотикам содержимое ампулы отношения не имеет.
– А если вам уколоться моим средством, товарищ лейтенант? Тогда вы будете иметь отношение к содержимому ампулы. Заодно попробуете что-нибудь натворить.
– Попробуем, – следователь взял еще одну ампулу и отправил в карман. – Ну, дальше.
– Бабули внизу – за меня. Да, это неубедительно. Ведь я, наверное, скалолаз и подводник. Выхожу из дома, когда требуется, через окно или канализационный стояк.
– А с чего ты решил, Лямин, что не все ладно у гражданина Сухорукова? По-моему, для начала требовалось сделать дедушке какую-нибудь бяку.
Да, собеседника нельзя было назвать приятным, даже если б вырядился он Дедом Морозом.
– После вашего появления решил. Знаю я ваш поток сознания – кому как не Лямину обидеть старого Кощея? Чья расписочка долговая осталась в комоде у старичка вместо визитной карточки? Короче, я считаю, что подлинному злодею работа весьма облегчена. Он может без проблем грохать всех, у кого я взял деньги, зная что орлы с милицейскими погонами первым делом ко мне полетят…
– По этой версии, Лямин, «подлинный злодей» рано или поздно заявится к тебе – а этот гражданин, видно, мастер по гадостям – и заберет всю выклянченную у добрых дядей сумму. Все четыре тысячи зловредных, но тем не менее желанных заморских долларов. И та самая книжечка, о которой ты очень убедительно толковал – правда, не поймешь зачем – на допросах, останется лишь в ящике твоего стола.
Фалалеев направился к двери.
– Вы что же, господин товарищ начальник, не забираете меня с собой?
– Пока нет. И вовсе не из-за того, что ты мне наговорил убедительных слов. Просто в квартиру Сухорукова проник и совершил свое темное грязное дело гражданин куда более рослый, с большим размером ноги, чем у тебя. Да и похоже с физической силой повнушительнее. Этим он как раз напоминает того умельца, что навестил Гасан-Мамедова. Поэтому береги себя, Борис. МВД предупреждает, твое здоровье может понести серьезный ущерб.
Расслабление от последнего укола почти совсем улетучилось и я забеспокоился.
– Значит, моя жизнь под угрозой?
– Ты сам этого хотел, Лямин. Надо было понимать, что даже умеренные суммы, вроде твоей, вызовут искренний интерес. Многим людям не хватает на «Сникерсы» и гондоны леденцового типа. То, что раньше доставалось воровством, связями и блатом теперь требует просто финансовых трат. Впрочем, как наметишь своим зорким оком стервятника очередную добычу, каркни нам ее координаты. Авось это ей поможет.
Когда Илья дверь захлопнул, я подумал, отчего это он меня не забрал? Ведь не будь меня, исчез бы зонтик над подлинным злодеем, которому пришлось бы завязать на время. Лег бы урка на дно – ищи его свищи. Ага, понятно, товарищ лейтенант оставил приманку, и эта приманка – я.
3
«Очередной труп» – Антон Владиславский, молодой бизнесмен, проживал в высотном доме на Московском проспекте. Я перед поездкой сообщил менту Ильюше, чтоб взял на заметку бизнесменову драгоценную жизнь. Владиславский заметно отличался от первых двух «трупов» в положительную сторону. Не въедливый, не занудливый, без гадкого прошлого. И денежную пенку собирал он не с помощью поварешки, доставшейся от совковых времен, а бороздя солянку современности вдоль и поперек.
Владиславский – мой однокашник, он единственный на курсе не хватал девочек за талию и всем говорил «вы». Потому-то ему и хотели несколько раз рыло почистить, чтоб не задавался, но затем решили: просто человек – чудак (впрочем, некоторые выражались еще определеннее).
И Владиславский тоже в мою рукопись к своему сожалению глянул. Вот на эти странички:
«Уотсон поднял веки лежащему человеку и осветил фонариком глазницы. Затем тщательно пощупал пульс.
– Стопроцентный покойник, Холмс.
– Все равно берем. Я понимаю, мое предложение звучит дурно, но другого выхода определенно нет.
Голос Холмса звучал почему-то убедительно и Уотсон не стал больше перечить.
Джентльмены, подхватив труп, вынесли его из аппаратной. Далее спустили по лесенке, держа под руки – как двое гуляк своего перестаравшегося товарища. И в машине агента Пантелея отправили не в багажник, а на заднее сидении, сунув ему в рубаху – для подпорки головы – линейку.
– Куда сейчас, Холмс?
– На Чэйнсери-лэйн живет выходец из Азии, великий тюркский шаман Володька. Из очень дикого племени, которое кушает даже туристов сырыми. Благодаря своему сомнительному прошлому Володька умеет говорить с покойниками.
– С трупами?
– Нет, он вызывает души предков. Но, я думаю, сейчас мы изрядно облегчим ему задачу. Ничего вызывать не надо, все рядом.
Володька оказался мужчиной с изрядным брюшком и приятным смуглым цветом лица.
– Гюн айдын, бай башкан, – приветствовал Холмса шаман, ударяя в бубен. Не удивился он и двум другим вошедшим. – Маленьки женщын по спине бегать надо? Чобан-кебабы кушать будем, а?
– Пусть маленькие женщины побегают где-нибудь в другом месте. Мне люля-кебаб, только не приправляй его выделениями молодой саранчи, мистеру Уотсону – плов. Надеюсь, такое твое блюдо не нуждается в проверке жизнью и смертью. Товарищу Пантелею пока ничего не надо, пусть полежит спокойно.
Надо отдать должное шаману, поскольку он не ел, а только хлебал из пиалы, глядя на жующие лица джентльменов, и приговаривал: «Кто чаю не пьет, того понос проберет». Между делом Володька рассказывал как был изгнан из своего племени. Оказывается, соплеменники избавились от него, потому что он слишком много занимался колдовством и редко виделся с женой – как сказал вождь: «Наш шаман любит ее левою ногой».
После сытного обеда Холмс поставил задачу Володьке – допросить покойника с пристрастием. «Передай ему вначале, что им очень интересуются на этом свете.» Шаман кинулся исполнять. Первым делом Володька с полчаса кипятил какое-то варево, источающее запах несъедобных грибов. И принимал его мелкими глотками, принимая все более осоловелый вид. Однако, когда склоненная голова готова была ударить ковер, Володька взвился как куропатка и, колотя босыми пятками по полу, да грязными ладошками в бубен, пошел в какую-то странную присядку.
– Как называется этот танец? – решил уточнить Уотсон.
– Подлинный танцор танцует только свой собственный танец, – с видом знатока отозвался Холмс.
– А кроме чистого искусства он чего-нибудь демонстрирует? – засомневался Уотсон.
