Стивен Дональдсон - Дочь императора
— Ваши слова меня удовлетворили, — ответил он.
Однако его глаза сообщили мне, что вскоре ему потребуется новое доказательство.
Он поразил меня до такой степени, что я даже почувствовала облегчение, когда он приступил к выполнению своих обязанностей, дав мне возможность заняться первым блюдом и не встречаться с ним больше взглядом. Его поведение бросало вызов здравому смыслу. Следовательно, я не должна была ему доверять. И тут меня возмутило то, как сильно я сама хочу бросить вызов здравому смыслу.
У меня не было аппетита, я не хотела даже смотреть на блюда, которые появлялись на моем столе. И потому огромным усилием воли заставляла себя попробовать каждое и сделать вид, что оно мне очень нравится. Но в конце концов я смогла взять себя в руки. Когда слуги отправились обслуживать другие столы, унося с собой тяжелые подносы, я стала играть свою роль увереннее и спокойнее.
Однако каждый раз, когда глаза королевы Дамии останавливались на мне, я старалась отвернуться. Я готова встретиться лицом к лицу с любым из гостей, с каждым по отдельности или со всеми вместе. Но справиться с правительницей Додана мне не под силу.
Пир был в полном разгаре. Никто не произнес ни единого тоста в мою честь. Нарушение этикета, но я решила не обращать на это внимания, учитывая малочисленность и, следовательно, уязвимость своих доброжелателей. Я тоже не предложила ни одного тоста. Напряжение и враждебность несколько скрашивали прекрасная музыка, роскошная, обильная еда, поверхностные, легкие разговоры и шутки. А потом музыканты отложили в сторону свои инструменты, чтобы дать возможность выступить менестрелям.
Пожалуй, менестрели были единственными людьми в этом зале, кто ничем не рисковал. Они прибыли во дворец, надеясь стать знаменитыми или еще раз подтвердить свою славу и упрочить положение в гильдии.
Обычай требовал, чтобы менестрель хозяев дома пел первым; он представил на наш суд поразительную по красоте и совершенно не соответствующую истине балладу о том, как Император-Василиск ухаживал и наконец завоевал дочь фермера из Ганны, принципиального противника какого бы то ни было Волшебства. Потом пришла очередь менестрелей трех правителей. Однако вперед выступили только двое — граф Торнден не привез с собой менестреля, видимо, не посчитал нужным тратить время на такие глупости. Представитель короля Тоуна был первым благодаря положению, которое занимал в гильдии; он пропел чудесную, льстивую балладу, весьма сложную по форме, но абсолютно простую по содержанию — неприкрытое прославление монарха Ганны. Впрочем, я на него совсем не обиделась. Я была готова слушать его до бесконечности. Песни менестрелей завораживали меня, словно обладали способностью отодвинуть то, что ждало меня впереди.
Певец королевы Дамии исполнил балладу, от которой у меня перехватило дыхание. Я никогда не слышала ее раньше, она была страстной и одновременно печальной, пламенной и исполненной горечи — такими бывают только самые лучшие из песен. Если коротко, в ней рассказывалось о том, как Император-Василиск, дед моей бабушки, убил последнего Дракона.
Эта идея показалась мне пугающей: одна Сущность погубила другую, лишив мир дара Истинного. Насколько я знала историю Империи, только созданные Волшебством образы древних Сущностей сражались и убивали друг друга. А сами Волшебные Сущности не враждовали друг с другом, соблюдая интересы, защищая нужды и выполняя свои обязательства только перед Истинным и не замечая ничего остального. Но менестрель королевы Дамии пел о том, как Император-Василиск избавил королевство от последнего Дракона, потому что эта жестокая, могущественная Сущность стала нападать на жителей Трех Королевств. И тогда ради блага народа, правителем которого он был, Императору-Василиску пришлось пролить кровь своего сородича, и эта кровь осталась на его руках до самой смерти. Она проникла так глубоко под кожу, что Император был вынужден прятать руки, столь уродливыми они стали.
Когда последние звуки стихли, я вдруг поняла, что лицо мое залито слезами, а сердце сжалось от боли. Это всего лишь песня, убеждала я себя. Она не имеет над тобой никакой власти. Не веди себя как глупая девчонка. Но я отвечала сама себе: последний Дракон! О, отец всех Императоров! Последний! Как ты допустил такое?
Я не обращала внимания на гостей, которые видели, что я проявила слабость, и не слышала ни единой песни и баллады, пропетой оставшимися менестрелями. Я думала о том, что потерял мир со смертью последнего Дракона, и о прекрасных Сущностях, приходивших ко мне во сне с самого раннего детства: яростном Крылатом Драконе, диком Бэнши, ужасном Горгоне и неуловимом Василиске, загадочном Фениксе. Я вспомнила свой сон о том, как наступит день, когда и я стану одной из них, превратившись в Сущность.
В конце концов я заставила себя успокоиться: эта баллада — явный вымысел. Маг Райзель поведал мне все, что знал об истории Волшебства в нашей Империи, но он ничего не говорил о кровопролитной войне между Сущностями. А кто пропел песнь, которая так сильно ранила мое одинокое сердце? Кто, как не менестрель королевы Дамии?
Еще одна ее уловка?
Я не могла понять, чего добивалась Дамия. Во всем, что она делала, истинные намерения были спрятаны за фасадом исключительной невинности. Может быть, она надо мной насмехалась или хотела предупредить. Какую бы цель она ни преследовала, я боялась, что уже стала жертвой ее хитрости. Теперь я больше не избегала смотреть на нее; когда она поглядела в мою сторону, я позволила ей увидеть мрак и холодную ярость в моих глазах.
Возможно, я должна была каким-то образом растянуть пир. Ведь каждое событие этого вечера приближало мое испытание. Однако я мечтала поскорее снять маску уверенности в себе, которую вынуждена была надеть, когда спускалась по парадной лестнице. Мне казалось, что улыбка вот-вот соскользнет с моих губ, мне было необходимо немного побыть в одиночестве, чтобы снова собраться с силами и продолжить этот вечер. Поэтому, когда менестрели закончили петь, я встала и поблагодарила их за выступление. По этому сигналу слуги принесли изысканные вина и коньяки, которые должны были завершить банкет; гости тоже стали подниматься из-за столов, чтобы немного размяться и поболтать перед балом.
Однако когда я повернулась, чтобы покинуть зал, ко мне подошел слуга и шепотом передал, что король Тоун просит об аудиенции перед балом.
Я разгневалась, но виду не подала, потому что никоим образом не могла отказать ему в этой просьбе. Я велела слуге проводить короля Ганны в комнату для личных аудиенций, расположенную рядом с пиршественным залом.
