Элизабет Хэнд - Жена Зимы
Но выглядела в точности как живая: изумрудная зелень в пятне солнечного света, слегка изогнутый клюв, белая полоска под красным горлышком. Я провел пальцем по клюву и выругался.
— О, черт!
Там, где по моей коже прошелся клюв мертвой птицы, острый, как гвоздь, набухала ярко-красная бусина.
Я сунул палец в рот, быстро проверив, не видит ли меня Вала. Она была уже далеко — я разглядел ее фигуру среди деревьев. Я нашарил в кармане сложенный бумажный платок, завернул в него колибри и очень осторожно положил в карман. А потом поспешил за Валой.
Назад мы шли молча. Только когда показался каркас будущего дома, Вала повернулась ко мне.
— Ты видел птицу? — спросила она.
Я встревоженно взглянул на нее. Врать я боялся, но еще больше боялся ее реакции.
Прежде чем я успел ответить, Вала прикоснулась к пятну у меня на подбородке. Я ощутил вспышку обжигающего холода; Вала посмотрела на меня подавленно, но не зло.
— Я не хотела причинить ей вред, — негромко произнесла она. — Я никогда прежде не видела таких птиц, тем более вблизи. Я испугалась. Не из-за нее самой, а от неожиданности. У меня оказалась слишком быстрая реакция, — Голос ее был печален. Потом она улыбнулась и взглянула на мой карман. — Ты забрал ее.
Я отвернулся, и Вала рассмеялась. Из-за лежащей перед домом груды толстых лесин выглянул Зима.
— Джастин, а ну быстро чеши сюда! — рявкнул он. — Женщина, не отвлекай его!
Вала снова показала ему язык, потом повернулась ко мне.
— Он знает, — добавила она совершенно обыденным тоном. — Но может, ты все-таки не станешь говорить своему другу? И матери.
Вала пошла к Зиме и чмокнула его в обожженную солнцем щеку.
— Да, конечно, — пробормотал я и двинулся туда, где оставил лак.
Вала остановилась за спиной у мужа и вздохнула, глядя на безоблачное небо и зеленые кроны, протянувшиеся до залива. По голубой воде медленно скользили несколько парусных судов. Одним из них была трехмачтовая шхуна с красно-белыми полосатыми парусами. Яхта Томаса Тарни.
— Так как, Вала, — поинтересовался Зима, подмигнув жене. — Ты еще не сообщила Джастину новости?
Вала улыбнулась.
— Пока нет, — Она приподняла свитер, и я понял, что она действительно беременна.
Вала взяла мою ладонь и положила ее к себе на живот. Несмотря на жару, рука ее была ледяной. И живот тоже. Но внезапно я почувствовал под ладонью тепло и легкие толчки внутри. Я изумленно уставился на Валу.
— Это ребенок!
— Эг вейт, — ответила она и рассмеялась. — Я знаю.
— Еще напугаешь его разговорами о детях! — сказал Зима и обнял жену. — А он мне нужен, чтобы до снега закончить этот дурацкий дом.
Я снова принялся лакировать колыбель. По правде говоря, я был рад, что у меня есть дело, которое отвлечет меня от мыслей о случившемся. Тем вечером, вернувшись домой, я положил колибри в ящик шкафа, завернув перед этим в старую футболку. Некоторое время я смотрел на нее каждый вечер, после маминого поцелуя на ночь, но примерно через неделю почти забыл, что она вообще там лежит.
* * *Несколько дней спустя Коди вернулся из библейского лагеря. Был уже сентябрь. Подошел и миновал День труда, а с ним исчезло и большинство отдыхающих, приезжавших к нам на лето. Мы с Коли пошли в восьмой класс. Нам уже осточертело общаться с одними и теми же людьми с самого детского сада, но вообще было ничего, терпимо. Иногда мы после школы ходили к Зиме и катались на скейтах. Там было тесновато из-за груд напиленных дров и штабелей пиломатериалов для нового дома, и иногда Зима орал на нас, что мы путаемся под ногами.
Но по большей части все было как обычно — только беременность Валы стала заметнее. И еще жители городка начали думать о приближении зимы.
Вы можете не верить, что существуют люди, которые постоянно беспокоятся насчет снега, но так оно и есть. Мама уже забрала свои дрова у Зимы, еще в августе, как и большинство его постоянных клиентов. День за днем груды заготовленных поленьев таяли — Зима передавал их по назначению.
А новое сооружение росло, и вскоре перестало напоминать детский набросок из палочек, и стало походить на сказочный дом с крутой крышей и множеством окон, прямоугольных и круглых, словно иллюминаторы, и с черепицей цвета клюквы, по форме напоминающей ракушку. Я помогал Зиме в работе, в том числе и внутри будущего жилища. Это было здорово! Внутри было потрясающе! Зима умеет творить из дерева чудеса — это все знают. Но до тех пор я видел лишь то, что он производил на продажу: какие-то полезные предметы или мебель, вроде шкафов, которые он сделал для моей матери.
А в тот день я имел возможность наблюдать, какие необыкновенные вещи Зима создает для себя и Валы. И если снаружи их дом выглядел как ожившая сказка, то внутри — как сон.
В основном Зима работал с сосной, а это очень мягкое дерево. Но для балок он выбрал дуб и покрыл эти балки изображениями ветров, разевающих рот и собирающихся дуть, волков и лисиц, ухмыляющихся из-за углов, драконов и каких-то незнакомых мне существ. Вала сказала, что это исландские духи.
— Хулдуфолк. — Так она их назвала, когда я поинтересовался. — Сокрытый народ.
Но тут они не скрывались. Их лики присутствовали на главной балке, проходящей через потолок гостиной, и на дубовых подпорках в каждом углу. Они выглядывали из-за листьев, лоз и ветвей, нанесенных так, что подпорки в точности походили на настоящие деревья. Этот сокрытый народ был вырезан на кухонных шкафах и комодах, скамьях и книжных полках и даже на изголовье кровати, которую Зима сделал из цельного ствола каштана и так отполировал пчелиным воском, что спальня благоухала медом.
И хотя снаружи дом казался маленьким, внутри можно было заблудиться, бродя по нему и разглядывая это чудесное оформление, которое не просто придавало дереву вид чего-то нового, но еще и позволяло замечать то, что было внутри дерева: сучки и свили превратились в глаза и рты, волокна, отшлифованные и протравленные, стали казаться мягкими — такое ощущение мог бы вызывать мех, если бы вдруг стал достаточно прочным, чтобы поддерживать стены, перекрытия и стропила.
Я в жизни не видел такого потрясающего дома. И быть может, самым потрясающим было то, что он вызывал у меня желание жить в нем, но постепенно, поработав над его созданием какое-то время, я начал ощущать, что дом сам живет во мне, как ребенок — в Вале.
Только я, конечно, не мог об этом никому сказать, в особенности Коди. Он подумал бы, что я надышался лака и у меня крыша поехала — хотя я постоянно носил респиратор, а Вала ходила в прикольной дыхательной маске, в которой она смахивала на Дарта Вейдера.
