Лев Вершинин - Хроники неправильного завтра
— Это еще что, капрал?
— Извольте убедиться, господин Большой Друг, смутьяна вешаем. Так сказать, знай, смутьян, про Свой баньян! — капрал подобострастно хихикнул.
— А бывали ли вы в штрафном батальоне, капрал? — Джимми доброжелательно улыбался.
— Никак нет, господин Большой Друг! Имею орден Верного Пса четвертой степени и нашивку за постоянную готовность!
— Тем более обидно было бы увидеть вас в трибунале… А право на расстрел надо еще заслужить. Бамбук растет очень медленно, вы ведь слыхали об этом, капрал? Чтоб я этого больше не видел, ясно? Вы — воины-освободители, а не банда убийц. Исполняйте!
Постороннему человеку секунду спустя могло бы показаться, что капрал вырывает из рук палачей родного брата.
— Простите, — сказал Джимми крестьянину. Тот только злобно сверкнул глазами на высокого светловолосого чужака в полосатой форме.
…Джимми устало шел по деревне. Жить ему не хотелось. Дорогу медленно пересекала девочка, маленькая замурзанная девочка, сильно приволакивающая ножку. Дурная примета! Суеверный дархаец сразу же пал бы в пыль ничком и прочел заклинание от сглаза. Но Джеймс Патрик О'Хара не был дархайцем, поэтому он просто присел, заглянул в глубокие, немного раскосые глаза и невесело улыбнулся. Потом похлопал себя по карманам и нашел чудом сохранившуюся, еще с Земли захваченную конфету.
— Держи.
Девочка вздрогнула.
— Да не бойся! — Джимми не знал, понимает ли его дикарка.
Она как-то жалобно улыбнулась в ответ, крепко схватила яркую диковинку и неловко поковыляла к приземистой хижине, волоча ногу по черной пыли. Сзади послышался дробный топот сапог.
— Господин Большой Друг! Пятнистые прорвали фронт.
Начальник Генштаба по заслугам получил «Золотое Ла» по окончании академии. Любимый и Родной академий не кончал. Возможно, поэтому охватывающий фланговый удар отдельного танкового дао «Братья Дархая» оказался настолько неожиданным. Получив первые сообщения, начальник Генштаба долго смеялся над этой выходкой дилетанта. Отсмеявшись вдосталь и склонившись над картой, он вдруг понял, что все потеряно.
Как истый представитель первого из Семнадцати Семейств начальник Генштаба не позволил себе проявить слабость при подчиненных. Он поднял телефонную трубку и бесстрастным голосом отдал приказ об общем отступлении. Корпусу «Саламандр» предстояло прикрывать отход…
На экране визора метались полосатые тени. Время от времени в перекрестье возникали противотанковые батареи, тщетно пытавшиеся хоть ненадолго задержать наступающих. Танк сминал их быстрее, чем Андрей успевал об этом подумать. Машины Далеких Братьев рвались вперед, оставляя за собой смятые, искореженные обломки орудий, разбегающиеся расчеты и горящие жестянки оранжевых броневиков, чьи водители с безумной храбростью обреченных решились на таран. Северная и южная группы отдельного дао должны были вот-вот сомкнуться на развалинах укрепленного поселения Кай-Лаон.
Андрей не испытывал ни азарта, ни страха. Если что-то и беспокоило его, то, скорее всего, стыд. Стыд перед дархайцами, потому что лично ему в этой огненной кутерьме ничего не угрожало. Инструкторов туземцы не обижают. В случае же непосредственной опасности для машины танк заботливо катапультировал водителя. Но в этом районе Галактики не было силы, способной остановить «тристасороковку».
Андрей уже слышал в шлемофоне голос лидера Северной группы:
— Я — «Сокол», я — «Сокол»! Нахожусь в восьми километрах от точки двадцать два. Я — «Сокол», прием!
«Сокола», Франтишека Ярузека, Андрей знал еще по училищу и, признаться, немного завидовал ему: Франта любил быть первым, и это ему удавалось. Но на этот раз лейтенант Аршакуни тоже был лидером.
— Я — «Индира», я — «Индира». Как слышите? Прием!
— Езус сладчайший, кого слышу! Пани, через пять минут назначаю вам свидание в точ…
Фразу прервал скрежет. Андрею не надо было напрягать слух, чтобы узнать взвизг катапульты. В шлемофоне раздался чужой гортанный голос, слегка искажающий классическую лингву:
— Я — «Кондор-2»! «Кондоры», делай, как я! Помни Аламо!
«Кондоры» делали, как он. Андрей впервые видел вблизи так много «Саламандр». Далекие Братья приняли вызов Больших Друзей Бессмертного Владыки…
Впоследствии этот бой будет признан классическим и включен в специальные курсы танковых академий Дархая. Седовласые преподаватели тщательно проанализируют все: и кастовую самоуверенность начальника Генштаба, и свойственную истинным самородкам мудрую дерзость Любимого и Родного. Они переведут на сухой язык формул мужество пехоты и жертвенность дархайских артиллеристов и сойдутся во мнении, что только ужас дал остаткам деморализованных «полосатых» дивизий силы вырваться из «мешка» под защитой «Саламандр». Но «Саламандрам» отступать было уже некогда…
Андрей и шедшие за ним не знали, что творят шедевр.
После пятичасовой мясорубки из пятидесяти «Саламандр» и пятидесяти «Т-340» осталось соответственно одна и четыре. Догонять прорвавшегося счастливчика не было ни смысла, ни надобности: танки Братьев Дархая вошли в Кай-Лаон.
Когда Андрей въехал в центр поселения, там уже копошилась пехота. Три щуплых женских тела слегка раскачивались на ветвях гигантского баньяна. Андрей разобрал надпись на табличке под деревом: «Оранжевые подстилки». Меньше всего эти обезображенные смертью крестьянки были похожи на сытых шлюх. Чуть поодаль даоченг, почти мальчик, с непостижимым равнодушием наблюдал, как молодой крестьянин избивает старика-дхаи в оранжевой накидке. У того уже не было сил уворачиваться от ударов. Время от времени крестьянин посматривал на даоченга и тот согласно кивал.
Андрей сорванным голосом крикнул:
— Даоченг!
Мальчик с достоинством повернулся:
— Даоченг А Ладжок слушает тебя, Далекий Брат Дархая.
— Что происходит, даоченг?
А Ладжок скромно пожал плечами.
— Народ гневается, — заметив короткий жест Ладжока, крестьянин замер в нерешительности. — Брат-борец, хотел бы ты, чтобы наши женщины рожали «полосатых» ублюдков? Ни одна честная дочь Дархая не отдаст себя этой мрази живой. Не так ли, брат-борец? — Даоченг смиренно улыбнулся Андрею. — Видите ли, Далекий Брат, единство народа и его армии священны. Продолжай, брат-борец.
Крестьянин занес палку над головой старика.
— Стой! — Андрей перехватил сухую жилистую руку. — Даоченг, ведь это же старик!
А Ладжок приблизился почти вплотную и снизу вверх посмотрел в глаза Андрею.
— Когда Вождь, Любимый и Родной, вручал мне эти нашивки, он сказал: «Народ не любит угнетателей». Именно так он сказал… Я думаю, тебя уже ждут в штабе. Далекий Брат!
