Пётр Волкодав - Булава скифского царя
— Воду увидел — заворчал старик, скрыв радость. Память и чутьё не подвели. Он почесал, выступающий живот и, кряхтя слез с воза; десятидневный переход по выгоревшей солнцем степи окончен. Осталось самое простое — вкопать "столбы" и можно возвращаться домой. Он нашёл более краткий путь к Тане. (Дону) Скоро здесь заскрипят кибитки скифов и вереницы торговых караванов от Торжища Таны к Борисфену (Днепру). Степь оживёт здесь с новой дорогой. Эту работу ему поручил царь всех скифов — Атонай и здешний царь Ассей — царь северной Меотиды.(Азовское море) Цари обещали щедрую оплату — двадцать медимнов соли, (медимн — 20 кг) пять сотен наконечников стрел от Ассея и двух породистых жеребят из конюшни Атоная. На эту работу и разведку новой дороги ушёл год. На возу — последние три бабы из трёх десятков, уже установленных ранее. Работа окончена… По возвращению домой он передаст старейшинство Хинису. Пусть старший сын ведёт Его Род в будущее, а старикам надо отдыхать.
В четырёх тысячах локтей к востоку, серебрилась лента Миуса, поросшая осокой и камышом.
Лошади и волы нетерпеливо раздули ноздри в желании поскорее попасть под сень акаций и верб, укрыться от диска слепящего и насытиться зелёной, сочной травой. Все — и сыновья, и животные устремили вопросительные взоры на старика. Сыновья вот-вот готовы были сорваться и пустить коней вскачь. Старик снова заворчал, в этот раз шутя. — Что, устали, сучьи дети? Сорок, возьми все меха и двоих лошадей. Отправляйся к реке за водой. А Ты — Хинис, принимайся с Хорсилом за работу. Вот здесь выдолбите яму. — Он показал место. — Яма чуть выше колена.
— Чьяго колена, маво, али лошадиного? — сострил Хорсил, подражая беззубому старику. Каменотёсы взорвались смехом.
— Отец, куда поведёт эта дорога? — старик в шутку погрозил пальцем младшему: — Здесь будет перекрёсток трёх дорог, и его укажет самая тяжёлая гранитная "баба". Главная из дорог поведёт к Торжищу, устью Таны Я ведь говорил тебе раньше об этом.
Хорсил не сдержавшись, перебил отца.
— А дальше, за рекой? -
— За рекой чужие земли. — Старик тяжело вздохнул. — Во времена моего прадеда они были нашими. Теперь там живут "длинноголовые". Они называют себя — сарматами. — Он снова тяжело вздохнул. — Степь меняется и виновата в том засуха. Тяжёлые времена наступили. Наверное, наши боги отвернулись от нас. Ну да, ладно, — болтать — не мешки на горбу таскать. За работу.
Сыновья достали заступы и принялись долбить сухую, отвердевшую до одури землю. Им не впервой. Работа спорилась. Старик собрал и свернул верёвки; развязал и снял бечеву с "баб" и подвёл телегу к наполовину готовой яме. Под одну из боковых сторон воза, подбил колья и распряг вола.
Один конец бечевы обвязал "бабу", другой — к волу. Когда яма была готова, сыновья вылезли на телегу и подвели рычаги под "столб". — Го, го, пошёл, пошёл, — зычно крикнул старик и стегнул животное. Вол нехотя двинулся. "Баба" поползла и свалилась на землю, не повредив воза. Старик удовлетворённо цокнул языком. Всё вышло, как надо. Колья выдержали нагрузку — борт воза не сломался. Осталось самое простое — опустить в яму, выставить в нужном направлении и засыпать землёй. Теперь можно и отдохнуть…
Воду пили долго и жадно. И люди и животные. Она больше не была такой недосягаемой и желанной. Старик достал еду и разделил всем. Животные получили порции овса, а дети по куску мяса и лепёшки из грубо помолотого ячменя. Хорсил вопросительно посмотрел на отца.
— Нет. — Мотнул головой старик. — Вино вечером, после работы. Сорок, тростник у реки есть?
— Да, отец и не только тростник. Я видел и змей. — ответил сын, едва не подавившись. Хинис и Хорсил захохотали, а отца новость обрадовала. — Вот и хорошо, пополним запас для стрел, и яд не помешает.
Он осёкся на полуслове. Кони пряли ушами и фыркали.
— Хинис, посмотри, кто там, а вы.. — Сыновьям и без слов было ясно. Дети степи всегда готовы к самому неожиданному повороту событий. Они мигом вскочили, позабыв про еду, и надели боевые пояса. У Хорсила гулко забилось в груди, Сорок успокоил коней и отвёл к низине. Чужакам не нужно подавать лишний повод. Невозмутимый и спокойный Хинис лёг у перегиба яра.
Внизу, на расстоянии полёта двух стрел, находились вооружённые всадники. Тот, кто впереди увидел примятую траву и едва заметную колею воза, заинтересовался…
Хинис быстро пересчитал их и показал отцу растопыренную ладонь — пять раз. Старик кивнул в ответ. У старшего сына лучшее зрение в роду. Хинис, шепотом сказал: — Это скифские воины. Их главный, — высокого роста. Под ним конь не нашей породы. Горит, отделан золотом.
— Ещё бы — тихо захохотал, обрадовавшись Сорок. Он знал наверняка: свои не тронут, тем более что каменотёсы здесь по приказу Атоная. Он сострил о высоком всаднике: — Куда ему. высокому-то, лошадь нашей породы; он же пьяный ноги сотрёт до…
До куда? Сорок не договорил. Все, четверо успокоились, облегчённо выдохнули и рассмеялись. Напряжённость и скованность исчезли. Луки вернулись на свои места, в гориты. (горит — скифский колчан.)
Ждать пришлось не долго. Первым, как и говорил Хинис, первым появился высокий всадник. Рядом следовал широкоплечий бородач лет сорока со шрамом на левой щеке и плотно сжатыми губами. Сорок не выдержал его взгляда и отвёл глаза. И было от чего. Именем этого бородача пугали детей. Казалось, от его сверлящего и проникающего во всё и вся взгляда не может укрыться и спрятаться никто и ничто.
Побывавшие в переделках и войнах и те, отводили глаза и умолкали. Пленных, в сражениях этот бородач никогда не брал, а рабов не имел и не хотел иметь. В одной из битв, когда царь Атонай был ранен и не мог сражаться, а скифы растерялись, лишь он один остался невозмутим. Тертей — так звали хмурого бородача, повёл за собой воинов и обратил в бегство врагов. Атонай щедро наградил своего воина, но тот не пожелал брать подарок, за исключением доспехов и оружия. Всё его нехитрое имущество умещалось в одной кибитке и хромым стариком-скифом — слугой и другом. Семьи у Тертея не было, к женщинам относился прохладно. За его век ни одна из них не смогла пленить и покорить сердце воина.
На одном из пиршеств, когда во хмелю, воины расхваливали себя, как могли, Атонай неожиданно для гостей спросил: — А ты, Тертее. Почему молчишь?
Гости, и цари умолкли, бородач не задержался с ответом: — Мой царе, — спокойно произнёс воин, — ты знаешь, Атонае из срубленных мною голов можно сложить кучу высотой в скифа. Война — это моя жизнь, зачем мне ещё о том говорить. Если придётся, я один выйду против целой армии и, мои руки не будут знать усталости.
